20
— Ну после госпиталя комиссовали, — рассказывал Бобровский. — Домой вернулся. Я с бабушкой жил. Домик свой, огородик. Там ещё в больнице полежал пару раз.
— Психиатрической? — спросил Телегин.
— Нет, обычной. Потом бабушка умерла. Домик сгорел. Мешал застройке. Я уехал. Сюда приехал.
— А потом?
— Ну работал на заводе, в общаге жил. Потом завод закрылся. Я женился. Такие вот дела.
Бобровский допил чай.
— А сейчас? — спросил Телегин. — Опять домик сгорел? Фигурально говоря. А?
— Вроде того, — ответил Бобровский.
— Ты, Лёха, как в том анекдоте про одноглазого бесхвостого трёхлапого пса.
— Не знаю.
— Точно! Так и есть. Вся жизнь по пизде? Ну не по пизде, но и не особо хорошо, а?
— По-всякому бывало, — сказал Бобровский.
— Вот сейчас. Ты сюда приехал на маршрутке для чего? Чтобы устроиться на работу с жильём и питанием. Так? Так. Но для тебя это будет совсем дно. Я тебя не возьму. Знаешь, чем мы занимаемся? Перерабатываем бумажные отходы. Ну то есть я нанимаю бомжатину всякую, и они сортируют картон, затычки и так далее. Мне город платит за это. Тут рядом есть заброшенный барак без света, без воды. Вот там они и живут. И ты будешь, если я тебя возьму. Насчёт питания. Мне со складов привозят просрочку. Это они жрут. И ты будешь, если я тебя возьму. Насчёт зарплаты. Работа сдельная. Но там ты можешь хоть жопу разодрать на немецкий крест, но больше чем на бутылку бормотухи в день не заработаешь.
Бобровский взял ещё одну сигарету из пачки бывшего сослуживца и закурил.
— Понимаешь, Лёха? Я когда тебя увидел, не узнал сначала, но удивился. Слишком прилично выглядишь для этого места. Как тебя вообще угораздило сюда приехать? Ясно же, что тут полная жопа. Это тебе не стройки коммунизма, не квартира в подведомственном доме.
Заиграл смартфон. Телегин ответил.
— Что? Где? А ты в какую сторону поехала? Ох, ты ж, твою мать! Какой ещё заводской район? Это не то совсем. Так, слушай! Лови таксёра и говори ему адрес. Я плачу, я, кто же ещё-то? Всё, жду.
Бобровский спросил:
— А какие есть варианты?
— Тут? У меня? Извини, братан, но я даже не знаю, чем помочь. Зама я не могу выгнать и взять тебя. Ты не справишься. Да и зам со связями. Охранником тоже не могу взять. Это из ЧОПа, по договору.
Телегин подошёл к окну.
— Где же эта сука? — пробормотал он. — Сейчас, стой, я подумаю.
— Сортировать совсем не вариант? — спросил Бобровский.
— Я же объяснил, — повернулся Телегин. — Я тебя лучше застрелю из жалости. Шучу. Но ты погоди…
Он вернулся за стол.
— Слушай про меня теперь. Ты тогда был черпак? А я на сверхсрочной. Потом ещё по контракту служил. Вернулся. Спутался с бандитами. Пару лет с ними крутился. Там кого посадили, кого пристрелили, хуйня, не важно. На вторую Чечню тоже поехал по контракту. Ты тогда чем занимался?
Бобровский почесал затылок.
— На заводе работал, кажется.
— На заводе, — повторил Телегин. — Я вернулся, значит, боевые кое-как получил половину. Женился. Начал тоже бухать, как свинья и дегенерат.
— Я почти не пил и не пью, — сказал Бобровский. — После контузии…
— Ну не важно, не о тебе речь. В общем, бухал я, бухал, очнулся однажды, бабы нет, хаты нет, нихуя нет. Вот как ты почти. «Что делать-то?» — думаю. Ну хорошо, мать помогла, подшила, приютила. Но у меня даже чистых трусов не было на смену. А теперь смотри…
Бобровский подумал, что Телегин сейчас снимет штаны и покажет, что с трусами порядок. Но тот лишь обвёл рукой вокруг.
— У меня офис. Хуеватый, но офис. У меня контракт с городом. У меня доход. Я, блядь, натуральный бизнесмен. А знаешь как?
— Как? — спросил Бобровский.
— Вопрос на миллион.
— У меня нет миллиона.
— Да шучу я, шучу. Я хочу тебе помочь. И помогу. Ты спрашиваешь как? Встань.
Бобровский встал.
— Расслабься. Вытяни руки вверх, подними, вытяни их.
Бобровский не мог расслабиться, но руки поднял. Это выглядело как сдача в плен.
— Выше. Голову назад. Откинь. Ноги на ширине плеч.
— Слушай.
— Что?
— Зачем это всё надо? — спросил Бобровский.
— Это специальная поза. Называется, э-э-э, блядь, забыл, как называется. Короче, ты подставляешься для космической энергии.
— Витя.
— Что, Лёша?
— Это бредятина какая-то.
— Никакая не бредятина, — сказал Телегин. — Там есть ещё поза силы, поза знаний, ещё какая-то поебота, точнее, не поебота, а дельная штука. Мне это помогло. Вот!
Он достал из ящика стола книгу и положил на стол. Бобровский сразу её узнал.
— Тут всё, — сказал Телегин. — Все секреты, как надо жить. Очень дельная книжка. Она мне глаза открыла. Я слепой был, понимаешь? Фигурально выражаясь. Я стал тем, кто я есть. Там и позы эти описаны. Они важны. И задания всякие. Короче, бери и читай.
Телегин подвинул книгу.
— Дарю. У меня дома ещё такая есть. Это настоящая магия, еби её мать.
Бобровский взял книгу.
— Я почитаю, Витя, спасибо.
— Только с чувством! С пониманием. Что всё это не хуйня какая-то. Это работает, если верить, а если веришь, то будешь делать. Потому что можешь. Это, кстати, цитата из книги. Мужик этот, писатель, волшебник просто. Я бы на концерт его сходил. Но дорого, сука, дорогие билеты. Да и мне вроде незачем уже. Я чего-то добился, а?
— Спасибо, — повторил Бобровский.
— Я тебе свой номер запишу. Не пропадай, звони, делись успехами. Они будут, не сомневайся.
— Ага.
Дверь распахнулась, и вошла женщина в бежевом платье. Она была на взводе.
— Сорок минут, сука! — сказала она.
— Да вроде быстро доехала, — ответил Телегин. Глаза его замаслились.
— Это уже на такси. Кстати, отстегни трёхсоточку сверху.
— Кристина, это мой товарищ Алексей, — сказал Телегин. — Алексей, это Кристина.
Они молча посмотрели друг на друга.
— Он тоже будет? — спросила Кристина.
— С ума сошла? Он уходит. Лёха, мы договорились!
Телегин протянул руку. Бобровский пожал её. Витя не записал ему номер телефона. Но Бобровскому было всё равно. Он спустился, прошёл мимо охранника и зашагал по жаре.
21
Дома его ждал Никита. Он лежал на диване и смотрел телевизор, поедая чипсы из пакета. Его тёмно-синяя футболка была усыпана крошками. По телевизору шло ток-шоу для домохозяек. Ведущий спрашивал у миловидной женщины: «Готовы ли вы к тому, что этот человек, отбывший срок за изнасилование несовершеннолетнего, ныне живущий на теплотрассе, окажется вашим сыном? Готовы? Хотите ли вы, чтобы он оказался вашим сыном? И вы готовы будете его спасти?» Женщина беззвучно открывала рот, как рыба, выброшенная на берег, и таращила глаза.
