Флер спокойно сообщила ей новости, но, как она и ожидала, миссис Митчэм пришла в ужасное возбуждение.
— Синтия приезжает сюда! — возмущенно воскликнула она. — Странно, должна я сказать. И вы говорите, она больна. Я полагаю, она много куда еще могла бы поехать, но, с другой стороны, это естественно, Прайори всегда был ее домом, с Норманом или без. Но он-то что скажет на это?
— Уверена, сэр Норман сочтет только справедливым, что леди Синтия найдет здесь приют. Он так и предполагал, что кого-то из оставшихся без крова в Мел честере пришлют к нам.
— Но он не мог предполагать, что этот кто-то окажется его собственной женой. Что ж, во всяком случае, нам не будет скучно, а, Эванс?
— Нечего вам так нервничать, — строго сказала горничная. — Вы знаете, что говорил доктор. К тому же, если вам станет плохо, нам придется вас запереть ото всех и вы ничего не узнаете и никого не увидите. Поэтому успокойтесь.
— Не каркайте, старая ворона, — заявила миссис Митчэм. — Я заболеваю от возни и суеты. Дайте мне, ради бога, умереть, как мне хочется!
Флер не могла удержаться от смеха.
Потом она пошла к миссис Джонсон предупредить ее, что за завтраком их будет больше, и сообщить о приезде леди Синтии Бархему. Он все еще занимался в столовой чисткой серебра. Сознавая весь драматизм момента, Флер произнесла:
— Бархем, сейчас приезжает леди Синтия Эшвин. Санаторий, где она лечилась, разбомбили. Они с медсестрой будут здесь с минуты на минуту.
Она еще никогда не видела у старика такого счастливого выражения лица. Он медленно поставил большой серебряный соусник, который начищал, и Флер заметила, что руки у него дрожат.
— Это будет, как в доброе старое время, — сказал он, — увидеть ее милость, как в доброе старое время.
Покончив с делами, Флер вышла в сад и собрала в комнату Синтии огромный букет розовых роз. Розы были прекрасны. Флер отнесла их наверх и поставила на мраморную доску туалетного столика, чтобы Синтия могла видеть их с кровати.
Мэнверс и младшая горничная убирали комнату. Шторы были подняты, окна открыты, постель застелили благоухающими лавандой простынями с огромными монограммами.
Они еще не закончили, когда Флер услышала шум машины у подъезда и догадалась, что привезли Синтию.
Поднявшись на самый верх лестницы, она видела, как Бархем поспешил к двери, его обычная медленная величественная походка сменилась мелкой трусцой. Парадная дверь распахнулась, и раздались голоса.
И тут Флер увидела, как вносят носилки.
Этого она не ожидала, это было так не похоже на созданный ею в воображении образ Синтии. И вдруг носилки!
Было что-то жуткое в медленных осторожных движениях несших их людей, в неподвижной, закрытой одеялами фигуре. Они пересекли вестибюль и начали подниматься по лестнице. В этот момент Флер услышала отчетливый голос.
— Вот видите, Бархем, меня привезли домой умирать.
Флер не расслышала ответа Бархема, она не сводила глаз с головы, возвышавшейся на подушке, темных волос, зачесанных назад над высоким лбом, острого подбородка. Носилки подняли наверх. Отступив в сторону, Флер впервые увидела Синтию Эшвин.
Ее первым впечатлением было разочарование. «Она уже немолода, — подумала Флер. — Но она прелестна, все еще прелестна».
Под вопросительным взглядом Синтии Флер поспешила направить несших ее людей по коридору в западное крыло дома. Синтию внесли в ее собственную комнату.
Там ожидала Мэнверс. Когда носильщики вышли, Флер вышла вместе с ними. Она чувствовала, что Синтию надо оставить одну — с теми, кто знал ее раньше.
Через несколько минут вышла сестра Томпсон. Флер протянула ей руку.
— Я мисс Гартон, — сказала она. — Мы с вами говорили по телефону. Вашей пациентке что-нибудь нужно?
— В настоящий момент ничего, благодарю вас. Она неплохо перенесла поездку. Но боюсь, она очень возбуждена. Это все из-за приезда сюда. Она так часто говорила о своем доме. Понимаете, я с ней уже давно, и мне кажется, что я знаю здесь каждый камень.
Флер показала сестре ее комнату, рядом с леди Синтией, и, чувствуя, что больше ей здесь делать нечего, повернулась к лестнице.
Когда она уже спускалась, ее догнала Мэнверс.
— Ее милость хочет поговорить с вами. Она спрашивала, кто вы.
Флер вернулась к комнате Синтии, постучала и неожиданно оробела, когда сестра Томпсон открыла дверь.
Она прошла по мягкому ковру и остановилась в ногах постели.
Синтия лежала, облокотившись на подушки. Ее руки бессильно раскинулись по бокам. Она была страшно худа, кисти рук сильно истончились. Шея тоже была неестественно тонкой и сморщенной.
Флер поняла, что Синтия была намного старше, чем она думала. Флер всегда воображала ее себе молоденькой девушкой, какой та выглядела на фотографиях в альбоме.
Теперь она видела, что Синтии было за сорок, что болезнь наложила на нее свой отпечаток, но она все еще очаровательна.
У нее был прелестный овал лица сердечком, темные блестящие глаза казались огромными на фоне запавших щек, а в улыбке все еще изящного рисунка губ таилось невыразимое обаяние.
— Кажется, мы незнакомы, — сказала Синтия. В ее голосе была какая-то особенная мелодичность.
— Я Флер Гартон, компаньонка миссис Митчэм.
— Мэнверс так и сказала. Простите, что я вас побеспокоила своим неожиданным появлением.
— Надеюсь, у вас будет все, что вам нужно.
— Для меня уже счастье вернуться домой. Как это мило с вашей стороны предоставить мне мою старую комнату. Я почти боялась, что ею пользуется кто-нибудь другой.
— Ею никто никогда не пользовался, — ответила Флер. — Она всегда была заперта.
Флер почувствовала, что именно это интересовало Синтию и что она осталась довольна, но вслух Синтия ничего не сказала. Она только молча осматривала комнату, задерживаясь на мебели, люстре, шелковых занавесях, слегка колыхавшихся на ветру, как будто лаская их взглядом.
— Дом мало изменился, — сказала она наконец и добавила: — Но вам трудно судить. Как давно вы здесь?
Флер рассказала ей.
— Как поживает миссис Митчэм?
— Неплохо, но она не встает с постели.
— Значит, нас будет двое, — задумчиво пробормотала Синтия. — Две женщины, ожидающие своего конца в этом прекрасном доме.
— Но вы не должны… — начала было Флер.
— Не должна умирать? — улыбнулась Синтия. Милое мое дитя, я жду не дождусь этого. А теперь, когда я дома, мне надо поторопиться, пока меня не выгнали снова.
— Пожалуйста, не говорите так. Не может быть и речи о… — Флер замолчала, не зная, что сказать и имеет ли она право что-нибудь говорить.
