— Вообще-то я не могу, у меня много дел.
— Вздор! Ведь старуха сейчас, наверное, спит?
— Да, миссис Митчэм отдыхает, но я еще не разобралась с цветами, а Мэнверс дожидается меня, чтобы посчитать белье.
— Подождет, — нетерпеливо сказала Синтия. — Терпеть не могу домашних дел! Они на меня всегда наводили скуку.
— Ну что ж, прогуляю разок. Но если сэр Норман рассердится, я сошлюсь на вас в свое оправдание.
Флер нарочно упомянула сэра Нормана, чтобы посмотреть, какую реакцию это вызовет, и в наказание получила ответ, которого она меньше всего ожидала.
— Судя по всему, Норман вряд ли рассердится на вас, — заметила Синтия.
От ее нарочитого тона, от ударения, которое она сделала на «вас», кровь бросилась Флер в лицо.
— Что вы хотите этим сказать? — проговорила она, запинаясь.
Синтия засмеялась.
— Я наслушалась сплетен от прислуги, — объяснила она. Улыбаясь смущению Флер, Синтия продолжала:
— Не нужно так ужасаться, если это правда.
— Что вы слышали? — спросила Флер.
— Это было нехорошо с моей стороны, — призналась Синтия. — Я подстроила вам ловушку, и вы попались в нее. Это отвратительно с моей стороны, но вы не должны обижаться на меня.
— Может, вы все-таки объясните, о чем идет речь?
— Речь идет о том, что Бархем сказал Эванс, а Эванс сказала миссис Митчэм, которая сказала Мэнверс, которая передала это сестре Томпсон, что он не удивится, если Норман в один прекрасный день поведет вас к алтарю. — И, откладывая на пальцах имена, Синтия засмеялась весело, как ребенок. — По правде говоря, я не поверила. Я просто заговорила об этом, чтобы посмотреть, что вы на это скажете, но ваше лицо выдало вас.
Флер изо всех сил старалась сохранить достоинство.
— Сэр Норман как-то предложил нечто подобное, но я сказала ему, что это невозможно.
— Но почему?
Флер взглянула на нее с любопытством.
— Вы думаете, нам следует это обсуждать?
— А почему бы и нет? — спросила Синтия. — Потому что Норман был моим мужем? Милочка, с тех пор много воды утекло. Я была бы очень рада, если бы он снова женился, но, откровенно говоря, такая возможность мне в голову не приходила.
— Почему?
Синтия пожала худыми плечами.
— Такие, как Норман, не годятся в мужья.
— И все же вы за него вышли.
Флер сказала это, не подумав, что ее слова могут прозвучать дерзко.
— У меня была причина — вы, конечно, о ней знаете.
— Вы хотели сохранить за собой Прайори?
— Вот именно. И даже не Прайори, не сам дом — у меня не было необходимости с ним расставаться, — но то, что в нем. У меня не было денег на его содержание. Это означало, что нужно было бы продать картины, серебро, редкие издания книг… Я не могла этого вынести… Я подумать об этом не могла. Это было бы все равно что дать отрезать себе конечности, одну за другой. И вот я поставила на карту все… и проиграла.
— Я часто задумывалась, как вы могли это сделать.
— Я и сама задумывалась. Вы представить себе не можете, что значит для меня вернуться домой, увидеть вокруг себя все, что я так любила. Когда я жила в Кении, то мечтала о здешних садах весной, когда в них появляется золото нарциссов, я закрывала глаза, и мне виделись рододендроны в роще за домом. Вы видели их в этом году? Они, наверное, уже отошли.
— Да, — тихо произнесла Флер.
— Потом я представляла, что хожу по дому, по галерее, смотрю на картины, мебель. В кошмарах стены виделись мне пустыми, окна разбитыми, весь дом заброшенным.
— Вы так его любите, — мягко сказала Флер, — и все же… вы покинули его.
— Я была вынуждена, вынуждена.
Голос ее дрогнул. Флер ждала, но Синтия больше ничего не сказала. Несколько минут они молчали, а затем Синтия переменила тему.
— Как вы ладите с миссис Митчэм? — спросила она.
Спускаясь в этот вечер к ужину, Флер думала о старухе. Сэр Норман ожидал Флер в библиотеке, и она едва успела с ним поздороваться, как Бархем доложил, что ужин подан.
За первым блюдом Флер спросила:
— Вы не могли бы поговорить с вашей матерью? Моих возражений
она слушать не станет.
— А в чем дело?
— Она хочет посетить леди Синтию. Мы все устали повторять, что это невозможно. Ей нельзя вставать, а леди Синтии — принимать посетителей. Ваша мать распорядилась, чтобы к ней в спальню доставили кресло на колесах, и, боюсь, что бы ни говорила Эванс или я, она настоит на своем.
— Самое лучшее — запретить прислуге приносить ей кресло, — предложил сэр Норман.
— Это будет очень неловко, — возразила Флер. — Если она отдает приказание, а его отменяют, создается затруднительное положение для всех. Может быть, вы могли бы уговорить ее… Мне это не удалось.
— Я поговорю с ней, — пообещал он.
Сэр Норман поднялся к матери, как раз когда она собиралась ложиться спать. Флер оставила их наедине, надеясь, что разговор не кончится одной из бурных ссор. Она читала у себя в гостиной, когда раздался стук в дверь.
— Войдите, — сказала Флер, думая, что это горничная.
К ее удивлению, это оказался сэр Норман. Он зашел к ней впервые со времени ее пребывания в доме. Флер быстро встала. Закрыв за собой дверь, он сказал:
— Пожалуйста, сидите. Я не хочу вас беспокоить. Я только собирался сообщить вам о результатах моего вмешательства.
— Оно имело успех?
— Не сказал бы, но, по крайней мере, она согласилась подождать, пока Синтия окрепнет. Хотя не уверен, что она сдержит свое обещание.
— Иногда бывает легко понять, откуда у вас эта решительность.
Она сказала это полушутя, но, к ее удивлению, сэр Норман воспринял ее слова совершенно серьезно.
— Вы находите, что я похож на мать?
— Не вижу ни малейшего сходства, — отвечала Флер, — кроме как в одном.
Без всяких видимых признаков она почувствовала его облегчение. Он достал портсигар.
— Вы позволите?
— Конечно. Не хотите ли присесть?
Его неожиданное появление привело Флер в смущение. Она не могла представить его у себя в комнате. Хотя ей легко было принимать здесь Энтони Эшвина, сейчас она чувствовала напряжение, словно совершала какой-то чудовищный проступок. Сэр Норман закурил и сел в кресло.
— Моя мать вас очень любит, — сказал он. — Вы единственная, кто умеет если не подчинить ее себе, то, во всяком случае, ограничить бурные проявления ее нрава.
