Кошмар какой! Когда успели-то?
Таких засосов и укусов на самых видных местах на мне не было даже после той бешеной недавней ночи!
Понятно, почему они все время на мне халат поправляли.
Видели, что накосячили, и пытались скрыть следы преступления! По крайней мере, до тех пор, пока не смоются на приличное расстояние.
Я достала бодягу, намазала тонким слоем на шею и грудь. Опухоли снимет, а вот цвет останется. Опять придется тоналкой замазывать…
Ну а с губами искусанными ничего не сделаешь.
Я все же нанесла успокаивающий крем, потуже затянула пояс халата, подняла повыше воротник.
Черт, хорошо, что я Катю пригласила!
Иначе они заперлись бы ко мне и на части разорвали, нафиг.
Я поморщилась от пугающего воспоминания о пальцах Глеба там, где их не ждали, прислушалась к ощущениям.
Вроде нормально. Если, конечно, принимать за норму саднящее и тянущее ощущение в промежности. Но это было даже приятно. Сладко-будоражаще…
Господи, Таня, вот ты извращенка все же, оказывается!
Ну как так? Столько лет живешь в полной уверенности, что знаешь себя, как облупленную, а потом что-то происходит, и понимаешь, что вообще, абсолютно ничего о своем теле, темпераменте, постельных предпочтениях и не подозреваешь…
Ведь я никогда и подумать не могла, что разрешу, что позволю… Что буду получать от этого удовольствие, причем, такое, что прошлый опыт вообще не идет ни в какое сравнение!
И теперь мне, конечно же, стыдно.
Но, если бы мне предоставилась возможность повторить…
Я бы ею воспользовалась.
Не задумываясь.
— Татьяна Викторовна… — Катя сидела за столом, перед ней стояла чашка с остывшим кофе, глаза опущены, — я, наверно, зря… Вы, наверно, пожалели, что меня пригласили… Простите меня…
Черт! Значит, что-то слышала! А, может, и видела?
Я сглотнула, потом взяла себя в руки.
Это моя жизнь, мое дело. Оправдываться точно не буду.
— Катюш, все хорошо. Я рада, что ты согласилась. Давай пить кофе.
Катя чуть заметно выдохнула, улыбнулась.
Мы пили кофе, болтали, и я чувствовала, как отпускает постепенно напряжение. Катя была настолько легкой и приятной в общении, не напрягала, не вызывала раздражения. Милая, аккуратная девочка-отличница, которой не повезло попасться на глаза мелкому хищнику.
Кстати, а как вообще он ее разглядел?
Я задала этот вопрос Кате, та только плечами пожала.
— Я не знаю, Татьяна Викторовна… Я ничего для этого не делала, правда… Я не понимаю. Сначала все смеялся надо мной, я думала, издевается, старалась не обращать внимания. А потом… Потом начал гадости говорить. При всех. А я… Я не могу ответить. Теряюсь сразу, голос будто пропадает. Только краснею, как дурочка. Со мной никогда так не разговаривали, никогда не дразнили…
Ну да. Девочка-отличница. Наверняка, всем в классе помогала, давала списывать. Все любили. Городок маленький, все друг друга знают. Даже хулиганы и отморозки знакомы. А тут поехала в столицу и нарвалась на реальную жизнь.
— Почему не пожаловалась в деканат?
— А что я скажу? — Катя подняла глаза, грустные-грустные. — Что обзывает? Гадости говорит? Это же глупость…
— Но ведь он приставал к тебе!
— Да… Это второй раз. И всегда не на глазах у других. И первый раз… Он не то, чтобы прямо приставал… — она наклонила голову, залилась краской до ушей, и практически шептала, — я, наверно, сама виновата… Позволила…
— Что? — Я насторожилась. Неужели, все уже так далеко зашло? Неужели он заставил… Вот гад! Если это так, я не успокоюсь, пока его не посажу!
— Он… Он меня поцеловал…
Фух! Я прямо выдохнула. Ничего страшного, значит. Нет, для нее, малявки, это, конечно, катастрофа, но реально непоправимого не случилось.
— А я… — тут она заревела, тихо и так горько, что у меня даже сердце заболело от жалости, — я обняла…
— Постой, — я прижала ее к себе, аккуратно вытерла слезы, — хватит… Ну же… Так ты что? Он тебе нравится?
— Не знаюуууу… — Катя зарыдала еще горьче, а я только и могла, что обнять ее посильнее и покачать, как ребенка.
Ох уж эта вечная дурацкая история… Девочки-цветочки и хулиганы…
Не повезло тебе, Катенька, нарваться на придурка. Красивого и развратного.
Наверно, даже больше не повезло, чем мне.
Потому что я со своими зверями справлюсь.
А вот насчет тебя — не уверена.
Мы еще посидели немного и разошлись по кроватям.
А на следующее утро я, глядя, как Катя готовит кофе на нас двоих, неожиданно для себя предложила:
— Катюш, переезжай ко мне пока что? А? Пока вопрос с Алиевым не решится окончательно?
— Татьяна Викторовна… — Катя смутилась, — но я же наверняка вам мешать буду…
— Не будешь.
— А… А как же Юрий Станиславович? Он же наверняка против будет…
— Катя, это не твоя забота. С Юрием Станиславовичем я разберусь. Ты, главное, от места в общежитии не отказывайся, договорись с комендантом.
— Спасибо вам, Татьяна Викторовна, — Катя подошла, порывисто обняла меня, — обо мне, кроме мамы и бабушки, никто никогда не заботился…
Я обняла ее, чувствуя себя очень странно.
Словно дочку обнимаю. Или сестренку младшую, которая у меня могла бы быть. Если бы росла я в нормальной семье.
А, может, это просто моя потребность в близких людях так выражается?
Сначала Юрик, который полностью заменил брата. И его прабабушка…
Потом мои студенты, в руки которых я кинулась, буквально стоило поманить только. Хотя, здесь особая история.
Теперь вот Катя.
Что же это получается?
Я просто пустоту заполняю?
Искалеченную детдомом жизнь восстанавливаю?
Надо бы почитать об этом. Или с Юриком поговорить. Он психолог тот еще, несмотря на абсолютную отмороженность и статус звездного ребенка.
Потому что выверт сознания неожиданный и страшный.
Кто его знает, какие еще замедленные бомбы в моем сознании таятся?
Вдруг, лет через пять, я с ума сойду на почве любви к кошкам? Как некоторые старушки?
Или, наоборот…
Бррр…
Ладно. Надо приходить в себя и собираться на работу. И сразу же с прицелом на вечернюю встречу с моими неугомонными любовниками.
Я постояла перед зеркалом, прикидывая, что бы нацепить на себя такое. Чтоб не провоцировать.
