Я стояла, не шевелясь, выбирая, куда буду бить, когда отпустит. Потому что плевать мне на запись. И на мою репутацию. И вообще на все на свете. Потому что не Татьяна Викторовна я сейчас. А Таня — бешеная сучка, которую десятой дорогой обходили даже большие пацаны в детдоме. И сейчас Алиев на своей шкуре почувствует, почему.
Пусть только ослабит чуть-чуть захват. Не сможет же держать постоянно? Явно отпустит.
И тогда я его закопаю. Прямо здесь. Сама. И плевать на все. На все.
Но внезапно меня освободили и оттолкнули к стене, и хорошо, что успела ладони подставить, а то бы прямо скулой пришлась. Вот студенты бы повеселились… Хотя в тот момент я о студентах вообще не думала. Вообще ни о чем не думала, кроме того, как достать эту тварь. Желательно ногтами, зубами и каблуками. Желательно по яйцам.
Но, немного проморгавшись и придя в себя поняла, что тварь уже очень даже неплохо достали.
Меня подняли, прижали к чему-то теплому и твердому, пахнуло знакомым, таким будоражащим запахом одеколона и кожи. Глеб. Мой Глеб. Я безотчетно обхватила его поперек груди, пытаясь вдохнуть побольше, написаться его уверенностью и силой.
— Ты как, Тань? Он ударил тебя? Ударил?
Глеб огладил мое лицо, заглянул в глаза, зарычал зло:
— Дава, тащи суку в нишу, здесь справа. А то помешают.
Я оглянулась только для того, чтоб отследить бултыхания Алиева в лапах Давида. И выглядел очень плохо. Куда хуже, чем до этого, когда молодечески давил мне шею, вынуждая кивать. Сука! Не прощу! Я рванулась из оберегающих рук, Глеб не успел среагировать, не ожидал от меня подобной прыти, поэтому я сумела нагнать Давида уже в нише. В самом деле, очень удобной нише в конце коридора. Непонятно, что там планировалось сделать, может, подсобное помещение, но в итоге все просто оштукатурили и оставили как есть. Там было не особо светло, но мне хватило.
Давид держал Алиева за горло, поднимая выше по стене без какого-либо напряга. А Алиев хрипел и задыхался. Ноги безвольно болтались в воздухе. Мог бы, конечно, попытаться ударить хотя бы в живот, но, судя по всему, репутацию Давида знал. Поэтому не пытался. Не дурак все же окончательный. Давид молчал, Алиев скрипел и елозил ногами, постепенно из красного цвета лица перетекая в синий.
Я полюбовалась этой картиной, а потом вспомнив все же, что я вроде как учитель, попросила:
— Отпусти его, Дав.
Глеб, уже с полминуты как подошедший и обнявший меня за талию, перед этим предварительно ощупав на предмет повреждений, возразил:
— Зачем? Не надо его отпускать. Сейчас Дава его придушит, потом за город вывезем и прикопаем.
Я вздрогнула, настолько холодный и спокойный был его тон. Ничего себе, шуточки…
— Отпусти, Давид.
Давид посмотрел на меня, потом на Глеба, видно, кивнувшего ему, и разжал пальцы. Алиев упал на пол, хрипя и кашляя. Потом сел, привалившись спиной к стене, пытаясь отдышаться. Лицо его постепенно приобретало нормальный цвет.
Давид отошел к нам с Глебом, молча вытащил меня из его рук, прижал к себе. Я с удовольствием закуталась в его объятия, чувствуя себя невероятно спокойной и защищенной.
В той, прошлой жизни, никто не заступался за девочку Таню, никто не жалел и не вытирал ей кровавых соплей после драки. И поэтому контраст окончательно меня вернул в нормальное, спокойное русло, в настоящее. Где я — спокойная и красивая женщина, у меня шикарные мужчины, защитники, которые всегда спасут, помогут, и можно вообще ни о чем не париться. Это было потрясающее по своей силе и остроте ощущение, пожалуй, даже в какой-то степени круче секса с моими любовниками.
Давид смотрел на меня, осторожно оглаживал лицо, как до этого Глеб, проверял, есть ли следы на шее от захвата, не порвана ли блузка. Пальцы его, грубые и жесткие, только что причинявшие боль другому человеку, порхали аккуратно, нежно и деликатно. И это тоже был жесткий контраст, который я пила всем телом. Купалась в нем, получая удовольствие.
Глеб между тем присел на корточки перед Алиевым:
— Чего ты хотел от нашей женщины, смертник?
— Вашей… кого? — Алиев, несмотря на боль и стресс, с изумлением посмотрел на него, потом перевел взгляд на нас с Давидом и сложил два и два. И в глазах его застыло непередаваемое выражение шока от услышанного.
— Слышит плохо, — посетовал Глеб, — Дава, ты ему только горло пережал? Или по ушам тоже успел?
— Не успел. Пиздит.
— Сейчас проверять буду, — Глеб резко наклонился к Алиеву, и тот отшатнулся, заговорил торопливо:
— Не надо! Слышу все! Слышу!
— А если слышишь, почему на вопрос не отвечаешь?
— Она сама первая! Она меня ударила!
— О как! Таня, а чем тебе этот придурок помешал? И, самое главное, почему сама трудилась? Ногти сломала, наверно, о его рожу?
— Он к Кате пристает, преследует.
— Она — моя девочка! — взъярился Алиев, надо отдать ему должное, довольно смелый парень. Не обоссался до сих пор от страха, как многие другие, и даже еще и возражать что-то сил хватило.
— Не ври! Она тебя боится! Ты ее преследуешь! Скот!
— Парень, нехорошо к женщине приставать, — покачал головой Глеб, а я не удержавшись усмехнулась. Сразу вспомнилось, как силой целовал меня в кабинете. Ну вот кто бы нотации читал? Но все равно внушительно вышло.
— Она — моя! — Алиев смотрел зло и неуступчиво.
Глеб хмыкнул, перевел взгляд на Давида.
— А она знает, что она — твоя, смертник?
На этот вопрос Алиев ничего не ответил, отвел взгляд, зло сжал кулак, впечатывая его в пол. В этот момент он, казалось, вообще забыл о том, в каком положении находится, переживая свою личную драму.
— Хотя, похуй. — Припечатал Давид. — Потому что это не отменяет вопроса. Какого хуя ты, падаль, полез к нашей женщине? Напугал? Хватал? Да мы за один взгляд твой в ее сторону тебя разъебем. А ты себе позволил…
Он зарычал, опять заводясь, но я вжалась всем телом в него, положила ладонь на колкую щеку, успокаивая.
— Да я не знал же! — Алиев повысил голос.
— Похуй. Отвечать будешь все равно.
— Так, — Глеб верно понял короткий взгляд друга, — Татьян Викторовна, у тебя дела ведь, да? Занятия? Иди, а то там студенты веселятся уже, наверно.
Я, опомнившись, глянула на часы. С момента начала нашей интересной беседы с Алиевым прошло всего семь минут. Надо же, как время растянулось. Столько всего вместило.
Я повернулась к Давиду, зная, кто будет решать в итоге:
— Дав, не надо ничего такого.
— Поговорим просто, не волнуйся.
Я обняла его за шею, привстав на цыпочки, уже не стесняясь Алиева. Смысла не было.
