И на фоне всего этого была вдвойне непонятна ситуация со мной. Почему я? За какие такие заслуги? И как долго это продлится?
Мой прежний невеселый опыт говорил, что ничего вечного не бывает в этой жизни. И подвох ждет там, где его и не предполагаешь.
Поэтому про свою… Тайну? Не тайну.
Никакой тайны, на самом деле. Но вещь, которую надо знать. Особенно близким. От которых зависишь. И которые зависят от тебя. Я не собиралась скрывать ничего. Просто не было времени, да и возможности.
Но это сделать было надо. И я сделала. Рассказала.
Как-то вечером, после секса. Парни сами завели разговор.
— Тань, а ты как предохраняешься? — Глеб принес мне кофе, кинул в Давида, лениво перещелкивающего пультом, бутылкой минералки.
Я отставила чашку, посмотрела на него, внешне спокойно и иронично, а внутри подобравшись, как кошка перед прыжком.
Сейчас оттолкнусь и полечу. И тут либо попаду, либо разобьюсь…
— Ну… — Глеб, улегся рядом, поцеловал мои коленки, пуская сладкую дрожь по телу, — просто мы резинками не пользуемся, я не видел, чтоб ты пила что-то… Значит, другой способ? Иначе ты бы у нас уже с пузиком ходила… С маленьким таким, хорошеньким…
С каждым словом он продвигался все выше, подбираясь к цели.
А я замерла. Пузико…
— А вы что, хотите? — и почему в горле так сухо?
— Ну… Мы бы не были против, да, Дав? Мы бы очень даже за были бы…
Он продолжал меня целовать, прихватил зубами кожу на внутренней стороне бедра. И раньше бы я уже выгибалась, раздвигая ноги в готовности, но сейчас…
Мое молчание сначала никого не смутило.
Глеб увлекся и, кажется, забыл о своем вопросе, а Давид, отбросив пульт, потянулся опять ко мне, чтоб поцеловать в губы, и вдруг замер. Повернул мое лицо к себе, за подбородок.
— Что?
Я попыталась вывернуться, но куда там! Глеб, тоже осознав, что что-то не так, основательно навалился на мои ноги и придержал за талию.
— Тань?
Голос его был удивленный и встревоженный.
А я прикрыла на секунду глаза, собираясь, и прыгнула. Не видя конечной цели впереди.
— Я не предохраняюсь. Просто не могу иметь детей.
Парни молчали, но не двигались. Ожидали продолжения. И это молчаливое ожидание, без лишних телодвижений и глупых вопросов, заставило прыгнуть еще дальше.
— В детском доме… Один раз заперли в холодной душевой. Зимой. Я сидела на кафеле всю ночь. Простудилась. Потом вылечилась. А потом, уже годы спустя, врачи подтвердили… И обследование… Короче говоря, зачатие и возможность выносить… Там один или два процента…
Вот и прыгнула. И все.
Я опять попыталась отвернуться, боясь смотреть на своих мужчин.
Нормальных мужчин.
С нормальными желаниями и потребностями.
Пусть не сейчас, но когда-нибудь.
Они захотят то, чего я им дать не смогу.
У меня почему-то замерзли ноги. Вот враз заледенели. И сердце тоже замерзло.
А потом большой, очень горячий, огненный Давид прижал меня к себе, согревая. Сразу, разливая тепло толчками по всему телу.
А Глеб, хмыкнув, наоборот, спустился ниже, отбрасывая простыню и мягко покусывая живот.
— Процент, говоришь? А врачи твои говорили что-нибудь о том, что если заниматься сексом с двумя мужчинами, то шансы увеличиваются ровно вдвое? А?
Врачи такого не говорили. И, подозреваю, вообще не имели ничего такого в виду.
Глеб раздвинул мои ноги, добираясь до цели, и мягко прикусил клитор, заставляя выгнуться и застонать.
Давид, усмехнувшись, провел по моим распахнутым в стоне губам пальцами, погружая сразу два внутрь. Я прикусила, получила легий укус за мочку уха, чтоб не самоуправничала, и понятливо провела по подушечкам языком, а затем резко, с хлюпом всосала внутрь. Давид наблюдал все это, глаза его постепенно темнели, наливаясь привычной и такой притягательной черной похотью.
— Знаешь, — хрипло сказал он, — люблю вызов. И Шатер любит.
Глеб в это время прикусил опять клитор, до легкой боли, и сильнее раздвинул ноги, уложив их себе на плечи.
Я почувствовала его язык в себе и задрожала.
Давид вытащил пальцы, напоследок мазнув по щеке, провел ими по уже готовому к бою члену, и встал на колени возле моего лица.
Я с готовностью открыла рот и прикрыла невольно глаза, ощущая безумно сладостное скольжение языка у себя внизу.
И последнее, что мелькнуло в моей окончательно одуревшей голове, что я совершенно не против таких вызовов.
Глава 34
На новогодние праздники мы поехали в Архыз.
Парни хотели покататься на лыжах, ну а я особого мнения по этому поводу не имела. Архыз так Архыз. Без разницы. Я за всю свою жизнь только в двух местах и была. В родном городе и в Москве.
Место оказалось волшебным. В туристической деревне вполне себе приличная гостиница, с хорошими и чистыми номерами.
Нам понравилось. Я все удивлялась, каким образом удалось так хорошо подсуетиться прямо перед Новым Годом, когда места в подобных курортных зонах выкупаются с сентября. Глеб что-то упоминал про блат, но особо не вдавался. А я и не настаивала.
Юрик умотал в Лондон на очередной семинар. Не знаю, что там за семинары перед праздниками, особенно учитывая католическое Рождество, но мозги родственникам он, судя по всему, запудрил вполне качественно.
Посмеялся, что оставляет меня на растерзание зверям, обнял, весело стрельнув распутными глазами в нахмурившегося Давида.
Парни насчет его ориентации были в курсе, восприняли на редкость спокойно, но, как мне кажется, до конца все же не верили.
Как один раз заявил Давид, невозможно находиться рядом со мной и не хотеть. Кому угодно. Даже гею.
Приятно, конечно, льстит…
И голову кружит.
Я вообще стала замечать, что как-то по-другому себя веду. Более раскованно, что ли. Одеваться стала элегантней. Полюбила юбки-карандаш и чулки. Тонкие блузки и изящные строгие платья.
Особенно приятно было, когда видела, как моим парням от этого всего голову сносит. Пару раз, конечно, доводила их до срыва.
Как в тот раз, когда вечером затащили в лаборантскую после разговора с вредным проректором и сладко взяли, закрывая рот пальцами, чтоб не кричала.
Это будоражило, заводило, держало в тонусе.
Про мое самочувствие больше не заговаривали, закрыв эту тему.
Но вызов, судя по поведению, спокойно жить не давал.
