– Да было дело, – усмехнулся я, – так уж в тот раз получилось.
– Он выглядит покрепче тебя, ты так силен в драке?
– Не я, а ведро с углем, – приятные воспоминания вызвали было у меня улыбку, но попытка растянуть губы моментально отозвалась болью в разбитом лице.
– Ведро с углем? – собеседник расхохотался. – Серьезно? Ты отделал его ведром?
– Так получилось, – я пожал плечами, – а я смотрю, ты его не очень-то жалуешь.
– Да урод он, – неожиданно зло заявил дачник, выбрасывая затушенный окурок в дальний угол кузова, – к подруге моей клинья подбивал.
– О! Узнаю Егорку! Вот уж воистину – горбатого могила исправит!
– Не, этого не исправит.
Несколько минут мы просидели в молчании, прислушиваясь к мерному шуму двигателя грузовика. Я опять подумал о странности ситуации, когда происходящее воспринимается словно бы со стороны. Наверное, это защитная реакция организма, пытающегося оградить сознание от тревожных мыслей о будущем.
– Слушай, – я решил воспользоваться моментом и выторговать для себя хотя бы маленькое послабление, – а ты не можешь сделать так, чтобы он ко мне не подходил? Сам понимаешь, воспользуется удобным случаем, чтобы отомстить.
– Не, не могу, – честно признался Деня, – хотя многие из руководства и терпят его с трудом, но он с Боцманом учился в одном классе. Не сказать, что прямо друзья, но поддержка чувствуется. Так что извини, это не в моих силах.
– В параллельных классах они учились, – поправил я, – из одной школы мы с ними.
– Вот как? Значит, ты и с Боцманом знаком?
– Виделись-то в школе постоянно, но я не уверен, что он знал, как меня зовут. Да и времени много прошло с тех пор.
– Посмотрим, – развел руками Деня, – вообще-то у Боцмана хорошая память.
– Посмотрим, – повторил я, стараясь произнести это как можно равнодушнее, – будь что будет.
– Молодец! Хорошо держишься! – он снова одобрительно хлопнул меня по колену и поднялся. – Мне пора.
Деня направился было к двери в кабину, но на полпути хлопнул себя по лбу и вернулся.
– Извини, – в его руках была новая пластиковая стяжка, – на войне как на войне. Ничего личного.
На этот раз мои руки были стянуты впереди. И на том спасибо.
По пути на дачи случилась еще одна остановка. Минут десять где-то рядом слышались суета, разговоры на повышенных тонах, рев двигателей, визг тормозов. Потом фургон открылся и ко мне «подселили» еще одного связанного по рукам и ногам пассажира – еще одному бойцу Туман не простил короткого ИТ, не позволив добраться до базы в нормальном виде. Хоть и враги мы с дачниками, но участи «потеряшки» я ни одному из них не пожелаю, и надеюсь, что мои соседи по фургону еще сумеют выкарабкаться.
Наконец грузовик совсем замедлился, сделал зигзаг, по всей видимости, объезжая защитные заграждения при въезде на базу. Заскрипели открывающиеся ворота, мотоциклы отделились от нас, шум их двигателей стих, а грузовик попетлял по улицам еще минут пять и остановился.
Дверцы фургона раскрылись, в глаза мне ударил яркий солнечный свет, так что пришлось не только зажмуриться, но и прикрыть глаза связанными руками.
Шесть человек деловито вытащили из кузова сначала «потеряшек», потом тела погибших. Я все это время тихонько сидел у стеночки, стараясь не сильно привлекать к себе внимание. Но закончилось это тем, что дачники на меня вызверились, пинками погнав к выходу:
– Тебе что, отдельное приглашение нужно?
На улице стояла прекрасная солнечная погода и, в отличие от города, слух радовали голоса птиц, а глаза – вид утопающих в зелени маленьких аккуратных домиков. Стало обидно за жителей города, с утра до вечера вынужденных вкалывать на работе и лишенных таких простых человеческих радостей. Редкое дерево в городе пережило первые местные зимы, когда сильно ощущалась нехватка угля, думаю, что и птицы в Степногорске настолько редки именно по причине отсутствия деревьев.
Меня загнали в тесную деревянную пристройку к панельному одноэтажному дому, но не успел я порадоваться шаткости ее стен, как оказалось, что держать меня будут не в ней, а в каменном погребе трехметровой глубины. Да еще перед спуском туда у меня отняли рюкзак, куртку и ботинки.
Крышка подземной темницы захлопнулась над моей головой, лязгнул металлический засов, и я оказался в сырой и затхлой темноте.
Заточение в погребе – это прекрасный повод в тишине и спокойствии задуматься о прожитых днях. Оценить, так сказать, правильность своих решений и верность выбранных путей. Если бы еще при этом не докучали теснота, темнота, холод и сырость – цены бы не было такому принудительному уединению. Но, увы, все было как было.
В первые же часы я ощупал все стены, полы, потолок в поисках хотя бы малейшего намека на возможность разобрать кладку или хотя бы выломать инструмент для вскрытия люка. Но все было тщетно.
Погреб был совсем маленький, два на два метра, да еще половину площади занимал металлический стеллаж с двумя полками. Наверное, когда-то здесь стояли банки с домашними соленьями, но сейчас он явно выполнял функцию тюремной шконки. Выругавшись на жмотистых конвоиров, отнявших куртку и ботинки, я влез с ногами на нижнюю полку и, свернувшись калачиком, попытался уснуть.
Поначалу мне даже удалось задремать, но вскоре холод от металла проник в каждую клеточку моего тела, заставив вскочить и заняться согревающими упражнениями. Пришлось ходить взад-вперед по погребу, четыре шажочка в одном, четыре в обратном направлении, по мере возможности размахивая руками. При этом еще каждое движение отдавалось острой головной болью, плюс ныли отбитые ребра, саднили распухшие губы, а левый глаз уже почти закрылся.
– Зато я еще жив, – пытаясь унять дрожь в голосе, прошептал я.
Вечером меня вывели в туалет. Потом накормили лапшой быстрого приготовления и, снабдив шерстяным одеялом, вновь засунули в погреб. На этот раз конвоиры вели себя вполне корректно, не позволяя себе ни рукоприкладства, ни грубости в общении. Впрочем, я даже не был уверен, что это были те же самые люди, что встретили меня днем.
Одеяло не очень помогло, как я ни кутался в него ночью, все равно замерз. А утром за мной прислали машину.
Очень может быть, что я скрипнул зубами при виде водителя. По крайней мере, достававшие меня из погреба охранники очень удивленно на меня посмотрели.
– Браслеты на него надеть? – спросил один из них у распахнувшего передо мной пассажирскую дверцу «уазика» Егора Максимова.
– Не нужно, – чуть замявшись, ответил тот.
– Гляди, а то, говорят, он буйный, кучу народа положил в Тумане, – пожал плечами охранник.
– Куда он с дач денется? – в голосе Максимова было столько раздражения, что больше к нему никто с расспросами приставать не решился.
Мы поехали по удивительно широкой улице – в дачных поселках они всегда настолько узкие, что проблематично разъехаться даже двум встречным автомобилям – но здесь дорогу явно расширили. С левой стороны тянулись спрятавшиеся за разномастными заборчиками участки с маленькими домиками, справа же из-за смородиновых кустов виднелись стройные ряды застекленных теплиц и недавно возведенных хозяйственных построек. Насколько я помню, здесь раньше тоже все было расчерчено на персональные шестисоточные участки. Бандиты бандитами, а смотри-ка, какая хозяйственная хватка!
