Уже давно ушла от меня Джок, пав жертвой несчастного случая. Красно-золотая погибла в старости, застреленная из духового ружья соседским сорванцом. Я нашел ее мертвой в саду. Но колония галок в Альтенберге процветает до сих пор. Галки носятся вокруг нашего дома, направляя свой полет по тем самым невидимым маршрутам, которые некогда были проложены Джок, и пользуются теми же восходящими потоками воздуха, которые подбрасывали Джок к небу. Они верно чтят все те традиции, которые господствовали в нашей первой колонии и были переданы следующим поколениям через Красно-золотую.
Как благодарен я буду судьбе, если найду хотя бы одну тропинку, по которой смогут последовать за мной другие исследователи. И сколь бесконечно счастлив я буду, если мне удалось открыть один-единственный «восходящий поток», который сможет поднять кого-нибудь из ученых повыше, откуда он увидит немного дальше, чем смог увидеть я сам.
МОРАЛЬ И ОРУЖИЕ
Те, кто способны ранить, но не ранят,
Не делают того, что ждем от них…
Шекспир. Сонеты
Ранним весенним утром в начале марта, когда в воздухе уже пахнет Пасхой, мы с дочерью отправились на прогулку в Венский лес. С непревзойденными в своей прелести склонами венских окрестностей, поросшими высоченными буками, могут сравниться по красоте лишь немногие уголки земли. Мы приближались к лесной прогалине. Гладкие стволы могучих буков расступились, и нашим глазам открылся Хорнбим, одетый от вершины до подножья пышной светло-зеленой листвой. Теперь мы продвигались вперед медленно и осторожно. Прежде чем миновать последние заросли кустарника и выйти на широкий луг, мы поступили так, как на нашем месте поступил бы всякий дикий зверь (кабан, леопард) или опытный натуралист-следопыт и зоолог, – мы внимательно осмотрелись, находясь под укрытием зарослей, которые и охотнику, и спасающемуся от него дают одинаковое преимущество: все видеть, самому оставаясь невидимым.
Вековая стратегия и на этот раз оправдала себя. Посреди поляны сидел большой толстый заяц. Его спина была обращена к нам, а поднятые уши напоминали большую римскую пятерку. Ветерок дул в нашу сторону, поэтому заяц и не подозревал, что за ним наблюдают. Его внимание было поглощено происходящим на другом краю луга. Там появился второй заяц и медленными прыжками, с достоинством направился к нашему первому приятелю. Их встреча напоминала знакомство двух собак. Осмотрев друг друга оценивающими взглядами, зайцы начали состязание. Сначала они носились маленькими кругами, так что голова одного из них все время находилась у самого хвоста его противника. Головокружительное вращение продолжалось довольно долго. Внезапно сдерживаемая неприязнь вырвалась наружу. Драка началась в тот самый момент, когда затянувшиеся взаимные угрозы зверьков заставили нас подумать, что ни один из них так и не решится на открытые действия.
Оказавшись лицом к лицу, зайцы поднялись на задние лапы и начали свирепо колотить друг друга передними. Они подпрыгивали вверх, сталкивались в воздухе и с пронзительным визгом и хрюканьем обрушивали на противника град пинков, которые сыпались с такой необычайной быстротой, что лишь замедленная киносъемка могла бы восстановить последовательность отдельных движений. Потом снова возобновились гонки по кругу, на этот раз в еще более быстром темпе. Снова схватка, гораздо более озлобленная. Соперники были настолько поглощены выяснением своих отношений, что нам с дочерью ничего не стоило подкрасться на цыпочках совсем близко, хотя мы и рисковали нарушить лесную тишину. Любой нормальный и благоразумный заяц давным-давно услышал бы наши шаги, но ведь шел март, а всем известно, что Мартовский Заяц
[75] безумен. Весь этот боксерский матч выглядел настолько комично, что даже моя дочь, строго приученная с детства соблюдать полнейшую тишину в момент наблюдений за животными, все же не могла сдержать легкого смешка. Это уж было слишком даже для наших Мартовских Зайцев – они метнулись в разные стороны, и лужок опустел. Только клочки белого пуха, легкие, как летучки одуванчика, еще плавали в воздухе над поляной.
Не только забавна эта дуэль невооруженных, свирепая ярость кротких сердцем! В самом ли деле наши зайцы так уж кротки? Действительно ли они «мягкосердечнее» свирепых хищников? Если вам при посещении зоопарка случится стать свидетелем стычки между двумя львами, волками или орлами, едва ли эта сцена вызовет у вас улыбку. И тем не менее столкновения монархов животного царства оканчиваются не более трагично, чем драка безвредных зайцев. Люди привыкли судить поступки травоядных и хищных животных, применяя к ним совершенно неприложимые в данном случае моральные критерии. Даже в волшебных сказках царство зверей рассматривается как некое единство вроде человеческого общества, словно все разнообразные виды животных принадлежат к одной семье, подобно роду человеческому. Именно по этой причине обывателю свойственно оценивать поступки хищника, настигшего свою жертву, по тем же самым моральным канонам, по которым судят убийцу в цивилизованном обществе. Большинство людей не отдают себе отчета в том, что лисица, поймавшая зайца, находится точно в таком же положении, как и охотник, застреливший зверька на обед. Нет, лисицу осуждают так строго, как осудили бы охотника, взявшего привычку стрелять фермеров и жарить их к ужину. «Безнравственному» хищнику наклеивают ярлык убийцы, хотя его охотничья жизнь гораздо более оправдана и несравненно более необходима для поддержания его существования, чем подвиги ружейного стрелка. Содержимое ягдташа мы редко называем «жертвой» охотника, и лишь один писатель, позже подвергнутый серьезнейшему моральному осуждению, осмелился следующим образом окрестить охотника за лисами: «безответственный, преследующий несъедобных». Что же касается отношений с другими особями своего вида, хищные звери и птицы, оказывается, несравненно более сдержанны, чем многие «безобидные» животные-вегетарианцы.
Сражения между обыкновенными, или кольчатыми, горлицами выглядят еще более несерьезно, чем заячья дуэль. Мягкий удар хрупкого клювика, слабый толчок легкого крыла – все это для глаза непосвященного более похоже на ласку, чем на агрессию. Как-то я задумал скрестить африканскую кольчатую горлицу с несколько более мелкой и хрупкой обыкновенной горлицей, обитающей в европейских лесах. С этой целью посадил в комнатный садок самку первого вида и самца – второго. Обеих птиц я вырастил дома, и они были совершенно ручные. Я не принял всерьез их стычки, которые первоначально происходили у меня на глазах. Как могут голуби – эти образчики любви и добродетели – нанести вред друг другу? И я уехал в Вену, оставив птиц наедине. Вернулся я на следующий день – страшное зрелище предстало моим глазам. Самец лежал на полу клетки. Его темя, шея и спина были не только совершенно ощипаны, но и превратились в сплошную кровоточащую рану. На растерзанном голубе, словно орел на своей добыче, сидел второй «вестник мира». Сохраняя свое обычное мечтательное выражение, которое и создало голубям славу миролюбцев, эта очаровательная леди продолжала ковырять своим серебристым клювиком израненную спину своего поверженного супруга. Когда тот собрал остатки сил и попытался спастись бегством, самка легким толчком крыла снова повалила его и продолжала свою методичную, безжалостную, разрушительную работу. Не вмешайся я, птица, несомненно, прикончила бы собрата, хотя она была настолько усталой, что у нее почти слипались глаза.
