Я киваю.
– Потеря крови. Какие-нибудь идеи по поводу оружия, которым была нанесена рана?
Эйвери сжимает свои розовые губы в узкую линию и рукой в перчатке проводит вдоль шеи жертвы.
– Очень большой нож, - наконец говорит она.
Я выгибаю брови, как бы задавая молчаливый вопрос, откуда такие догадки.
- Сначала, я думала про охотничий нож с закругленным лезвием.
- Но сейчас…?
- Теперь, я не уверена в этой теории. Смотри сюда, – она направляет свет на шею, освещая раны. - Большинство охотничьих ножей имеют зазубренный край, который разорвал бы кожу. Хотя, если он был достаточно острым и сразу вонзился глубоко, это тоже была бы чистая рваная рана. Но лезвие, которое использовали, было тупое и почти… волнистое. Шаблон орудия убийства имеет кривизну, которая… это странно, я знаю. И убийце пришлось бы приложить много сил, чтобы нанести глубокий удар. - Она хмурит брови.- Толстое, тупое лезвие, которое может повредить кости.
Не так сложно для человека, впавшего в садистский раж. Я сделала заметку в своем планшете.
- Да, применение силы здесь, безусловно, необходимо. Субъект, скорее всего мужчина? – Я подняла глаза вверх. – Просто уточняю.
Он смотрит на меня в упор.
– Честно говоря, я первый раз сталкиваюсь с подобным видом оружия. Но да, я бы сказала, что ваш субъект – это, скорее всего, мужчина.
Тот факт, что лучший медэксперт, которого я знаю, - женщина, повидавшая всякое, - шокирована этим убийством, не служил для нас хорошим предзнаменованием. Но может быть, это шанс для нашей жертвы. Если ее убийца использовал редкое оружие, может быть, он использовал его же или подобное ему ранее. Это может указать нам путь. Я быстро делаю пометки в своем планшете, прежде чем Эйвери продолжает.
- Я буду работать над эскизом орудия убийства, основываясь на глубине и форме удара.
- Спасибо, - киваю я, – надеюсь, это поможет.
Слегка улыбнувшись, она продолжает:
– Следы на лодыжках и запястьях подтверждают, что она была связана в течение нескольких часов.
Она поднимает руку жертвы выше и указывает на потемнения на коже.
- Если смотреть на ее синяки, то станет ясно, что она была в сознании и боролось, пытаясь вырваться. Из ее анализа на токсины так же ясно, что преступник не применял ни алкоголь, ни какие-либо лекарства, чтобы успокоить ее.
Я наклоняюсь ближе, чтобы рассмотреть ее руку.
– Есть шанс, что под ее ногтями во время борьбы остались частицы его кожи?
Пристально смотрю на Эйвери, которая отрицательно покачала головой.
- К сожалению, нет. Я осмотрела раны. Я составлю отчет для тебя и Куинна, но мое мнение, что она была поймана и связана прежде, чем успела что-либо понять, вряд ли у нее был шанс сразиться с ним. Еще одно доказательство того, что нападение было спланировано.
- Это и моя теория тоже.
Она кивает.
- Ладно. Я же знаю, что тебе не терпится спросить, что он сделал с ее ногтями.
Выпрямив спину, я посылаю ей слабую улыбку.
- Удивлена, что это был не первый мой вопрос?
- Еще как. Твое терпение восхищает.
С помощью специального инструмента Эйвери удерживает руку жертвы и направляет свет на ее пальцы.
– В отличие от орудия убийства, этот метод пытки более прямолинеен. Иголки.
Скрестив руки на груди, я смотрю на нее, ожидая продолжения.
– Просто игла? Обычная медицинская, как шприц? Но как? Я думала, ты сказала, что в ее организме нет токсинов?
Взгляд, который она бросает на меня, дает понять - она знает, что я заглотила наживку. Когда я впервые увидела эти следы под ногтями, я даже не подозревала, что они могут быть от обыкновенного шприца. Я старалась быть открытой для новых идей.
- Не шприц. А иглу, обычную швейную иглу.
Она приподнимает бровь.
Наклонив голову, я спрашиваю.
- А где же нитка?
Ее улыбка делает ее моложе.
- Мне нравится, как работает Ваш мозг. Причина – следствие.
Она подходит к столу и достает ванночку.
- Я уже направила образец криминалистам, но подумала, что вы сами захотите взглянуть.
- Ты слишком хорошо меня знаешь.
Она легкомысленно смеется.
- Я скорее хорошо знаю детектива Куинна, и как он трясется над всей информацией при расследовании преступления.
Она понимающе ухмыляется. И она права. Вчера я хотела исследовать поближе веревку, но Куинн не позволил, пока ее полностью не изучили судмедэксперты.
- Хлопок. Витая нить около шести миллиметров толщиной, – рассказывает Эйвери, протягивая мне веревку, которой были связаны лодыжки жертвы.
- Не многие выберут подобную для связывания.
Я удивленно поднимаю брови.
- Нет, совсем нет. Есть намного лучше, прочнее. Можно подумать, что он хотел сдерживать свою жертву при помощи самого крепкого из возможных материалов.
- Это тоже часть профиля?
Эйвери склонила голову.
- В этом больше здравого смысла.
Я тянусь к веревке, которую она передает мне в руки.
– Она выглядит… мягкой.
Перекатываю в руках, обтянутых латексными перчатками, белые волокна.
- Все материалы, собранные нами до этого момента, свидетельствуют о том, что у убийцы явно выраженные садистские наклонности.
Эйвери вздыхает и еще раз оглядывает жертву.
– Я склонна согласиться с твоей теорией.
Она опирается на соседний стол и внимательно смотрит на меня.
- Возможно, для нападавшего выбор веревки не был приоритетным делом. Уверена, что уровень комфорта жертвы мало его беспокоил.
Я отрицательно качаю головой.
- Все улики с места преступления говорят о тщательном планировании. Все четко продумано. Веревка выбрана с учетом его личных предпочтений. Вопрос в том, почему? Что особо важного именно в этой веревке?
- Возможно, экспертиза поможет понять, – говорит она, - я послала экспертам больше чем просто кусок веревки. Взгляни внимательно, Сэди, - подталкивает она меня. - Обрати внимание, что куски веревки неравномерны, - нить то толще, то тоньше. Она не идеальна.
Перебирая веревку в руках, я понимаю, о чем она говорит.
– И цвет слоновой кости с темными вкраплениями.
- Это только предположение, но думаю, что это ручная работа. Это не фабричная веревка.
Мои внутренности сжались от волнения, и я посмотрела на нее широко открытыми глазами.
