Очень характерно, что любая отрицательная эмоция возникает в такой же ситуации, которая обычно соответствует смеху! То есть – сталкиваются разнонаправленные программы, и происходит не то, что ожидалось: в ответ на мое «да» следует чье-то «нет», в ответ на мое «нет» звучит чье-то радостное «да!».
Но при всем этом чего-то явно не хватает, для того чтобы превратить все происходящее в гротеск, абсурд и вызвать реакцию смеха. Какая-то «вялотекущая» энергия бродит в нас, нет в ней предрасположенности к «взрыву»! Что же делать?
Необходимо усиление нашего «энергонаполнения», необходим дополнительный «впрыск» энергии, некий «внутренний пинок», для того чтобы привести застрявшую в нас энергию в движение.
Итак, техника «Внутреннего пинка».
Любое болезненное состояние является всего лишь предупреждающим сигналом об остановленной и запертой в нас энергии. Все страдание, испытываемое нами, как раз и обусловлено ее попытками вернуть утраченную динамику за счет привлечения к себе нашего внимания.
Но ментал, трепетно соблюдая наказы программы выживания, надежно удерживает эту энергию в связанном и подавленном состоянии, не позволяя ей проявить себя в полной мере.
Поэтому задача, стоящая сейчас перед нами, как раз и заключается в необходимости такого освобождения, мы намеренно хотим вернуть динамику энергии, скопившейся в нас, мы стремимся спровоцировать ее взрыв для немедленной интеграции с ней и превращения в смех.
Как это сделать? Как оживить такую «полузадушенную» и вялотекущую энергию? Оказывается, достаточно просто – всего лишь использовав нашу универсальную технику согласия «Да, да».
При этом каждое «Да» словно посылает импульс дополнительной энергии в запертый в нас «комок эмоций», постепенно провоцируя в нем взрыв. Хотя, если уж быть совершенно точным, все происходит с точностью «до наоборот».
То согласие, которое мы транслируем остановленной в нас энергии, просто снимает с нее ментальные оковы. То есть – мы при этом не столько подпитываем энергию своих подавленных эмоций, сколько разряжаем энергию ментала, подавляющего эти эмоции. Ментал от этого «слабеет», а заряд связанной им энергии все больше «всплывает», стремясь обрести искомую свободу.
И в какой-то момент после очередного «Да!» нам остается сделать всего лишь некое неуловимое внутреннее усилие, своего рода «внутренний пинок», для того чтобы ощутить в себе всплеск освобожденной энергии и сразу же превратить ее в смех. Причем такое «превращение» происходит практически самопроизвольно и определяется только нашей готовностью к смеху, изначальной настройкой на него.
Примечательно, кстати, что чем болезненнее было начальное состояние, тем быстрее и проще наступает его разрядка.
– Чем безвыходнее положение, – хитро улыбается Дурак, – тем возможнее смех.
– Какое звено в цепи самое сильное? – смеется он. – То, которое самое слабое. Именно оно рвет оковы.
Где самое слабое звено любой болезненной конструкции? В ее внутреннем несоответствии нашим желаниям. В народе говорят: «Я просто разрываюсь от противоречивых желаний». Вот и позвольте лопнуть этому «перенапряженному» чувству вашей ложной значимости, «пните» его хорошенько, взорвите его смехом.
– Скажи «да» своему «внутреннему плачу», – смеется Дурак, – позволь ему стать «внутренним смехом»!
Состояние шестое,
калейдоскопическое
Брел Петя по узенькой лесной тропинке вслед за клубком волшебным, едва поспевая за ним следом. Догонял он этот клубок второй день уже, притомился изрядно да оголодал не на шутку. Однако бодрости душевной не терял.
– Ничего, ничего, – подбадривал себя, – пустой желудок, он ведь к сердцу ближе. А что сердцу близким сделалось, то внакладе никогда не останется.
В очередной раз свернула тропинка лесная куда-то вбок, а как подошел старик к ее повороту, то застыл в недоумении полном. Обрывалась тропка прямо посреди поляны большой, заканчиваясь совершенно вдруг и никуда дальше не ведя. В самом ее конце клубочек волшебный лежал. Впервые за два дня пути увидел его Петя в полной неподвижности.
Хотел он к нему поближе подойти, только не успел – подпрыгнул клубочек тот, на мгновенье в воздухе зависнув, а потом огнем-пламенем вспыхнул и исчез неведомо куда.
Потоптался Петя на краю тропинки, туда-сюда покрутился да в чувствах растерянных прямо наземь уселся.
– Вот так помощника мне Яга подгадала, – сказал сокрушенно, – зря, што ли, я за ним два дня бегал?.. Обидно даже как-то…
– Не спеши обижаться, Петя, – неожиданно услышал он в себе голос насмешливый, – никогда не забывай, что это не ты испытываешь обиду, это обида испытывает тебя. И пока ты ее испытываешь, ты это испытание не проходишь.
– Ну да, ну, конечно, – упорствовал в своих расстроенных чувствах старик, – все вы здесь дураки, один я такой умный…
– Не суди по себе, Петя, – примета плохая, – уже вовсю веселился колпак. – На самом деле, не все то плохо, что плохим кажется. Но если ты все же не хочешь признавать счастье, когда оно приходит, не жалуйся потом, когда оно уходить будет.
Долго еще сидел старик на поляне, мысли невеселые пережевывая, пока не устал от уныния своего. От нечего делать стал тени узорчатые разглядывать, которые от деревьев падали. Смотрел Петя на мозаику эту лесную, пока не поплыло все перед глазами, в сплошной набор пятен цветных превратившись. И в этот самый момент словно пронзило его настроением необычным.
– Ведь давно мне терять в этой сказке нечего, – как-то по-особому, безмысленно ощутил он, – может, пора уже найти?
Да так ему вдруг найти сильно захотелось, такой подъем он внутри себя почуял, как никогда прежде… Колыхнулся неожиданно воздух рядом с ним, скрип странный раздался, да запахом непонятным повеяло… Глянул старик вокруг, от дурмана внутреннего пробуждаясь, и сам себе не поверил.
Стояла посреди поляны – будто из-под земли выросла! – хибара огромная, двухэтажная, из бревен сосновых скатанная. Протер старик глаза свои, головой потряс – не спит ли он? – только никуда она не исчезала.
Подошел он тогда к ней поближе, со всех сторон внимательно осматривая. На крыльцо взошел, постоял немного, с неуверенностью своей разбираясь, да наконец руку поднял – постучаться чтоб. Вот только не успел.
– Это ты? – неожиданно спросил его кто-то из-за запертой двери. Старик от неожиданности вздрогнул даже.
– Боюсь, что я… – наконец выдавил он из себя неуверенно.
– А что – в дверь постучать языка нет? – пробурчал в ответ недовольный голос.
Что-то грюкнуло, стукнуло, и дверь отворилась.
Стоял перед Петей человечек маленький – по колено всего ему ростом и страшно волосатый. Спускались волосы у него до самого пола, все его тело укутывая. Один лишь нос, острый и длинный, торчал из них, да время от времени руки с несуразно большими ладонями показывались.
