На следующий день после завтрака папа вызвал такси, и мы поехали. По дороге Гриша прижимал Рисика мордой к стеклу, чтобы ему было лучше видно. Моя козочка тоже так и лезла мордой в окошко. Нам было тесновато, но мы не ссорились. Кто ж ругается, когда едет на море?
— А что, народ купается? — спросил папа у таксиста.
— Народ — нет. А дети вполне купаются, — усмехнулся таксист. — Им хоть бы хны, этим детям. Такой вот они… народ.
Он засмеялся.
— Я точно буду купаться! — объявила я.
— И я! — воскликнул Гриша.
— А я точно нет, — тихо сказала мама. — Терпеть не могу холод.
— Ты тоже можешь замёрзнуть, — сказала я брату.
— Почему это я замёрзну, а ты нет? — сердито спросил он.
Вот какой! Я о нём позаботилась, а он обиделся.
— Ну, ты знаешь, — прошептала я, — из-за той истории со Светлогорском. Я-то уже знакома с Балтийским морем, а ты нет. То есть не совсем…
Гриша открыл рот, но тут папа спросил что-то у таксиста про рыбалку.
— Окунь, говорят, есть, — откликнулся тот, — щуку ловят. Зимой, понятно, корюшку. Я про море вам не скажу. Я на озёра езжу. Там всё цивилизованно. Оплатил кемпинг, лодку взял напрокат — и рыбачь сколько влезет. Дети на великах по дорожкам носятся. Вечером банька, шашлыки. А в море смысл рыбачить? Транспорта у меня морского нет, а у берега что поймать можно?..
— Жалко, что у берега ничего не поймаешь, — расстроился Гриша.
А я подумала: «Может, я смогу поймать у берега интересные мысли?»
Наконец мы добрались до Юрмалы. Таксист высадил нас на главной улице. Она называлась Йомас. Там было столько народу! Все гуляли, пили кофе, рассматривали витрины магазинов, смеялись и перекрикивались.
«Странное дело, — подумала я. — Главная улица, а домики совсем невысокие. Не то что в Москве или даже в Риге».
Домики были современными, но попадались и старинные, как из сказки. Одно здание всё-таки было высоким. Даже не здание, а деревянная крыша, которую поддерживали зелёные столбики, похожие на стебли гигантских цветов. Мама сказала, это летняя терраса концертного зала «Дзинтари», что значит «янтарь», здесь выступают разные певицы и певцы.
А Гриша приставал к папе с вопросом: где же выход к морю?
— Везде, — ответил папа. — Только надо найти самый удачный.
Вот мы шли, шли, пока маме не надоело и она не спросила у какой-то старушки, которая выгуливала маленькую чихуахуа:
— Извините… А море там?
Мама показала поворот. Старушка улыбнулась и от этого стала похожа на свою чихуахуа.
— Да-да, главный выход к морю именно там, — сказала она, — но попробуйте пройти ещё немного и свернуть во-он там. Я больше люблю тот спуск. Знаете, совсем другое настроение.
Славный выход к морю порекомендовала нам старушка! Дорога шла между соснами и состояла из плит, которые переходили одна в другую. Мы с Гришей вприпрыжку скакали вниз. Сосны так шумели над головой, будто там сто ветерков сразу играли в догонялки.
Скоро показалось море. Оно было холодного синего оттенка. У меня есть такой карандаш. Над морем клубились белые пушистые облака, а у берега плескались волны, которые тоже были белыми и пушистыми. Так что выходило, либо облака спустились искупаться в море, либо волны допрыгнули до самого неба.
Мы с Гришей тут же разулись. Песок был холодный и очень мягкий, как мука. Папа не только разулся, но и стал расстёгивать рубашку.
— Кто со мной? — спросил он.
— Я! — крикнули мы с Гришей.
Мама покачала головой и даже отказалась снимать кеды.
— Я вас там подожду, — указала она. — Разложу пока всё для пикника.
И набросила на плечи папину рубашку. Мама у нас мерзлявая… А мы поспешили к морю. На берегу были большие лужи или небольшие озерца, не знаю, как лучше назвать. На краю одной лужицы плескались дети, а на краю другой сидела огромная чайка.
— Смотри, чтобы она не утащила наш пирог! — прокричал Гришка маме.
Народу было не очень много. Купался вообще один человек. Зато многие гуляли вдоль моря или ехали на велосипедах.
— Ну, — сказал папа и вошёл в воду. — Бр-р-р!
Вода была чистая, прозрачная и такая холодная, что я вмиг замёрзла до самого затылка.
— Я всё! — выкрикнул Гришка, едва намочив ноги. — Я к маме! Греться!
— И ты давай с ним, — сказал мне папа. — Холодно, конечно, для купания.
— А я думала, купаться будем, — расстроилась я. — Как в Светлогорске.
— Ты помнишь? — удивился папа.
— Не помню. Но мама много раз рассказывала. А ты пойдёшь со мной?
— Нет, — покачал головой папа. — Я поплыву. А то дядя Петя надо мной смеяться будет.
Дядя Петя — это папин брат. Куда бы он ни приехал, везде купается! Во всех реках и морях. В любое время года. Такой вот бесстрашный человек. Папа у нас тоже не из боязливых. Но ведь и бесстрашным людям бывает жутко холодно.
— Л-ладно, иди, — сказал папа. — Скажи маме, чтобы чаю налила уже.
Папа отправился в море, а я ещё немного постояла, глядя ему вслед. Он шёл, не останавливаясь, вода становилась всё выше и выше. А потом взял и поплыл. Его затылок темнел над спокойной синей водой.
Мне стало грустно, что нельзя искупаться. А потом я почувствовала в голове что-то странное. Как будто появилось что-то новое. И оно било хвостом, как рыба.
— Это же мысли! — догадалась я. — Я поймала мысли! Их надо записать!
Я вернулась к маме, плюхнулась на мягкий песок и вытащила из кармана блокнот.
Гришка тем временем сидел у мамы на коленях. Жевал кусок пирога и кутался в папину рубашку.
— Холодно, — пожаловался брат.
— А мне грустно, что не искупались, — проворчала я. — Мам, расскажешь ещё раз про мою первую встречу с Балтийским морем?
— Это было давно, — начала мама. — Мы в первый раз поехали с тобой на море.
— А я где был? — спросил Гриша.
— А ты был у меня в животе, — ответила мама.
— Значит, не только с Машей поехали, а с нами двумя, — заявил Гриша.
— Сомневаюсь, — буркнула я. — Живот — это не отдельный человек. И ты там слишком мелкий был, чтобы помнить море.
— И вот мы приехали, — мама заговорила быстрее и громче. — А море холодное! Семнадцать градусов. Никто особо не купается. Ну, как тут. Мы с папой оделись потеплее и покатили колясочку с Машей на пляж. А она как увидела море, так и начала сразу сбрасывать одежду. Вот коляска едет, а из неё вылетает то ботинок, то курточка.
