— Цветы, пожалуйста, поливайте раз в неделю.
— Тут есть цветы? — опешила мама и огляделась.
Бедная мама! Она никогда не замечает комнатные цветы. Наша бабушка зато их обожает, сажает, поливает, и мама смеётся, что на ней, на маме, «природа отдыхает».
— Мы тебе покажем, — пообещала я маме.
А мама спросила с волнением:
— А с открытыми окнами можно спать? Никто к нам на второй этаж не залезет из леса?
Тут Илмарс вдруг ка-ак расхохочется! Даже бутылку свою выронил от смеха.
— Что вы! — говорит. — Что вы! За двадцать лет! Никто не залез! У нас очень спокойно! Отдыхайте!
Мама наконец тоже улыбнулась, а то всё смотрела на Илмарса так напряжённо, будто ждала, что он расписание поездов объявлять начнёт.
А жена Илмарса в третий раз погладила Гришу по голове и сказала, что он так похож на её пятилетнюю внучку!
— Мне вообще-то шесть, — заявил Гриша.
— Да что ты! — поразилась она. — Какой взрослый мальчик…
Она сказала очень мягко: «мальшик».
— Ой-ой-ой! — буркнула я. — Есть и повзрослее!
— Бе-бе-бе! — заявил Гриша. — Фу-фу-фу!
— Так, вот что! — сказала мама негромко. — Идите и найдите все вещи, которые мог сделать Илмарс своими руками! Я вот видела сундук.
— Сундук? — подпрыгнул Гриша и убежал в комнату.
Я помчалась за ним. Мне тоже не терпелось осмотреть дом и найти в нём самое интересное! Причём найти всего интересного побольше, чем некоторые шестилетние!
Чайник, который не свистит, и другие вредности дома
Как только за Илмарсом закрылась дверь, дом сразу же принялся вредничать. Всё началось с чайника.
У нас дома чайник электрический. Когда он закипает, горит кнопка. Потом — щёлк! Кнопка выключилась. Можно идти заваривать чай. А у Илмарса нужно было сначала включить газовую плиту, которой боялась мама.
— Как я с ней буду? — переживала она. — А если, когда ты уедешь в Москву, произойдёт утечка газа?
— Не произойдёт, — успокаивал её папа.
— И всё взорвётся?!
— Не взорвётся!
— Ещё скажи, что ты не уедешь!
— Не уеду, то есть, тьфу, уеду, конечно, мне на работу надо. Но с плитой ничего не произойдёт.
— А с этим что делать? — с подозрением спросила мама, указывая на чайник.
Он был пузатый, тёмно-малинового цвета, а на носу у него была маленькая полукруглая крышечка.
— Кипятить его! — воскликнул Гриша.
— Молодец, — похвалил папа.
— Я, конечно, не всё в мире знаю, — скромно сказал Гриша, — просто такой же чайник у бабушки. Ты, мам, к бабушке редко заходишь. А то вспомнила бы…
Папа покосился на маму, а потом щёлкнул кнопкой на плите и поставил чайник.
Все разбрелись по своим делам. Мы с мамой принялись искать в чемодане пижамы и зубные щётки. Мама вытащила свои джинсы, расправила их и замерла.
— Это не пижама, — сказала я. — Я в твоих джинсах спать не буду.
— Я прислушиваюсь, — объяснила мама. — Крышка на носике чайника — это свисток. Он должен засвистеть.
— Ой, пойду посмотрю! — рванул Гриша на кухню. Мама — за ним:
— Без меня к плите не подходи!
Ну и я на кухню побежала. Мало ли… Без меня не справятся.
Вот мы застыли у плиты, ждём, ждём… А чайник не свистит. Только пар над ним чуть-чуть поднимается.
— Вроде как свистит, — заявил папа, заглядывая к нам в кухню.
Мы выстроились перед плитой. Все таращились на чайник так, словно ждали от него какого-нибудь трюка, как от тюленя в зоопарке.
— Не свистит, — заспорила мама.
— Ну вроде как, — повторил папа, — похоже на свист.
— Не знаю, — пробормотала мама. — Ладно, пока воду поставлю. Макароны на ужин сварим.
Она щёлкнула плитой. Та не зажглась. Мама ещё раз щёлкнула. Плита снова не зажглась.
— Тут уже газа полно, я боюсь! — воскликнула мама.
— Открой окно! — отозвался папа.
— Чайник не свистит, плита не включается! — вздохнула мама. — Дом нас принимать не хочет…
— Почему? — спросил Гриша, пытаясь дотянуться до кнопки на плите.
Мама схватила его за руки и вывела с кухни.
— Потому что дом старенький, — объяснила она, — как хозяин. Он привык к Илмарсу. А к нам не привык. Вот и капризничает.
— Ерунда! — отмахнулся папа. — За те деньги, что мы заплатили за квартиру, можно и не капризничать. Я бы точно не капризничал.
— Какие деньги? — тут же спросила я. — Сколько мы заплатили?
— Не помню, — хором ответили родители.
— Идите лучше зубные щётки искать, — добавила мама.
Вечно с ними так! Как что-то интересное, так сразу — «не помню»! И ещё «идите лучше туда-то». Взрослые любят командовать.
А мама ещё долго переживала, что дом нас не принимает. У неё и стиральная машина сама режимы переключала, чуть наши футболки не сварив в крутом кипятке. И настольная лампа не желала, чтобы её гасили, и всё горела и горела… Мама оставила лампу на ночь, чтобы нам не страшно было добираться до туалета.
— Эта лампа — глаз дома, — сказал мне шёпотом Гриша, когда мы уже лежали в кроватях. — Он за нами присматривает, поэтому не гасится. Чтобы мы у него ночью ничего не украли.
А утром мама обнаружила в раковине паука. И завизжала.
— Это уже четвёртый, — сказал папа. — Я троих за ночь убил, когда попить приходил.
Тут мама завизжала ещё сильнее. Что убивать нельзя! Что они живые! Что их надо завтраком покормить и отпустить на волю!
В общем, пока мама переживала и пыталась загнать паука в кулёк из тетрадного листа, который она свернула, я сказала Гришке:
— Правда, дом нас не принимает.
— Может, нам надо хорошо себя вести? — предложил брат, забираясь на сундук, который смастерил Илмарс, и собираясь перепрыгнуть на сервант.
— Вот уж не знаю, — пробормотала я. — Вряд ли у нас получится.
Как я спорила из-за списка
Утром мы пошли в магазин. Нужно было купить еды на несколько дней, потом пообедать и проводить папу. Он улетал на две недели в Москву, а мы оставались на необитаемом острове. То есть как будто на острове. На самом деле — в Риге, столице Латвии. Я это точно запомнила.
