К дому Димыча подъезжаю в районе одиннадцати часов. Машину паркую у ворот, считая разумным не заезжать на парковку. И только стоить вступить на территорию сергановского дома за высокими коваными воротами, как сметает довольный лай пса.
— Привет, дружище, — Ватсон утыкается мокрым носом мне в ладонь. Узнал. Уже неплохо. Если ситуация совсем будет пахнуть жареным, то на корм лабрадору хотя бы не пустят.
Территорию вокруг дома знатно завалило снегом. За без малого две недели намело высоченные сугробы. Ощущение, что, пока они с Верой были в отпуске, за участком никто не следил.
Прохожу к дому как раз в тот момент, когда открывается дверь и выглядывает Димыч. Загоревший, отдохнувший, и с лыбой во все тридцать два. Но это пока. Дороги назад нет, и настроение я ему быстро подпорчу.
— О, Стельмах, привет, — протягивает руку Серганов, — только звонить хотел, на ужин семейный позвать, так ты сам…
— Поговорить нам надо, Димыч, — выбрасываю бычок очередной сигареты в пепельницу, так предусмотрительно оставленную на веранде дома, и с кривой усмешкой наблюдаю, как начинает меняться выражение лица Серганова.
— Все нормально? — голос друга просел от волнения и хрипит. Его можно понять. У меня сейчас, наверное, такая со стороны “рожа кирпичом”, что тут от одного вида уже инфаркт хватит. Надеюсь, Серганов без реанимации перенесет разговор наш. А я обойду стороной травмпункт.
— С отелем что-то?
— На работе все как часы. Личный разговор у меня к тебе.
— Что-то серьезное стряслось? Просто через час девчонки мои приедут…
— Думаю, за час я успею тебе суть проблемы изложить. Давай отойдем.
— Так, понял. Да давай уж в кабинет проходи. Что мы, как неродные, на улице задницы морозить будем.
Хер с ним. Идем. Может, это и к лучшему. Чую, ор будет выше гор. Нечего соседям слушать наши разборки.
Прохожу за Сергановым в дом, вежливо отказываюсь от предложенного женой друга чая и следую знакомым коридором в личный кабинет хозяина.
Никогда, мать его, не умел подбирать правильные слова и толкать речи. И тут уже замучился до ужаса прокручивать в голове все возможные сценарии разговора, решив, что уже будь, что будет. Но как только дверь в кабинет за нами закрывается, внутри происходит странный коллапс. Мне становится абсолютно по хер на реакцию друга. Словно вместе с порогом я переступил и свою внутреннюю грань.
— Дело у меня к тебе. Личное, — останавливаюсь у массивного рабочего стола, заваленного бумагами.
— Может, хоть присядешь?
По лицу вижу, что Димыч взволнован. Хотя старается и не подавать виду. Машу головой и окидываю взглядом кабинет. Пожалуй, Веру Димыч сюда не пускает — в кабинете на фоне остального дома полный хаос. Хотя обставлено все стильно, отделка под красное дерево, минимум мебели и ничего лишнего. Дорого и даже в какой-то степени вычурно. Не к место приходит мысль, что даже представить страшно, сколько разборок слышали эти стены.
— Посидим потом. Если наш разговор пройдет как между двумя уравновешенными людьми.
— Как это понимать? — усмехается Серганов, огибая рабочий стол. — Стельмах, ты хоть пальто скинь, что ли. А то ты меня своей серьезной рожей сейчас реально пугаешь. Выкладывай, что случилось?
Пальто считаю благоразумным оставить.
— Ребенок случился.
— Что? — усмехнулся партнер, спокойно выдыхая и усаживаясь в кожаное кресло, — папашкой скоро станешь, что ли? Так давно пора.
— Уже.
— В смысле, я не…
— Майя — моя дочь, Димыч.
Тишина в кабинете становится едва ли не осязаемой. Давит на плечи, пока Серганов пытается сообразить, что я только что сказал. С одной стороны понимаю, такие новости вот так, без гребаных “прелюдий” не выдают, но с другой — я не тот человек, который будет долго рассусоливать.
— Какая Майя? — растерянно выдает мужик. Ошеломленное выражение на его лице говорит, что он явно понял, о какой сейчас Майе мы говорим. Медленно наблюдаю, как поджимаются губы и желваки на лице начинают ходить ходуном.
— Лучше тебе сейчас сказать, что эта неудачная шутка, Стельмах… — рычит Димыч, медленно поднимаясь из-за стола, как в чертовом слоу мо, вытягиваясь по струнке и дыша злостью.
— Ты хотел знать, кто тот беда-отец твоей внучки? Это я, — выдаю как на духу. — Она моя дочь, — четко проговариваю каждое слово. Моим тоном можно океаны замораживать, но вот любимого мышкиного дедулю это только еще хлеще распаляет.
— Что за чушь ты несешь? — щеки багровеют, руки сжимаются в кулаки и упираются в деревянную столешницу, да так, что рискуют проломить итальянское дерево. — Ты перепил что ли, Стельмах? Или обкурился? — еще не крик, но уже близко. Еще не край кипения, но в шаге.
— Давай успокоимся и поговорим нормально, — рычать тоже умеем, но в данной ситуации я в заведомо дерьмовой ситуации. Как батю, я Серганова вполне понимаю. Сам бы убил такого “друга”.
— Нормально?! Нормально?! Ты приходишь ко мне в дом и говоришь — что переспал с моей дочерью! — вспылил Серганов, припечатывая кулак к столешнице, опрокидывая покоившийся на ней стакан с водой, он падает и разлетается вдребезги.
Что же — началось.
— И ты мне сейчас только это говоришь?! Так спокойно и невозмутимо, как будто мы твою очередную шлюху-любовницу обсуждаем! У тебя совсем нет тормозов, а, Стельмах? Ты совсем охерел, скотина ты такая?!
— Димыч, давай поговорим спокойно, — одному Богу известно, каких мне сейчас стоит трудов сдерживать клокочущую внутри ярость. Кулаки уже чешутся, сжимаясь. Любому другому я за этот поток оскорблений уже рожу набил бы, но тут поистине ходим по тонкой грани. — Я не пришел выяснять отношения, я пришел поставить тебя перед фактом. От того, что ты сейчас будешь орать и рвать голосовые связки, мы уже ни хера не изменим. Заканчивай распыляться и выслушай меня! Я и сам был в таком же шоке. Уж поверь. Думаю, ты меня знаешь и понимаешь, что хер бы я бросил своего ребенка, если бы знал о его существовании! Так что не стоит кидаться громкими словами, мы все оказались заложниками гребаной неприятной ситуации. Не знал, что вот так оно может быть. Но это так. Майя — наша с Алией дочь. Я ее биологический отец. Я тот самый папаша, который, по-твоему, в кусты съебался…
— Моя дочь младше тебя на пятнадцать, сука ты, лет! Ребенок еще по сравнению с тобой, и какого хуя ты к ней полез, а?! Ты кто вообще такой, чтобы ее трогать, щенок, отброс, у которого мать шлюха, а отец наркоман! Да на хер бы ты сдался моей дочери?! Ты ее силой в постель уложил? — практически выплевывает мне в лицо, заставляя руки до боли сжаться в кулаки и схватить этого зарвавшегося барана за грудки. — Я уверен, она бы с таким отребьем, как ты, Стельмах, не стала бы связываться добровольно! — в ответ хватает меня за ворот пальто Серганов, так, словно ничего не происходит.
