— Мы не переходим границ, никаких чувств и развития отношений, никаких претензий и привязанностей. Ничего, кроме сексуальной связи, между нами никогда не будет! Советую это запомнить, повторять, как мантру, и не питать иллюзий на этот счёт! Зафиксируй эту мысль, Елена! — повторяю про себя когда-то брошенные мне слова Виталия.
— Что ты сказала? — спрашивает сын. Черт, я уже не замечаю, как повторяю это вслух.
— Ничего, так просто, — помогаю сыну надеть футболку, и поправляю его постель перед сном.
— Разговариваешь сама с собой? — усмехается Андрюша.
— Нет, со своим вторым я, — смеюсь я, убирая непослушную челку с его лица.
— Ты выпил таблетки? — перевожу взгляд на тумбу и понимаю, что — нет.
— Ну мам, можно я сегодня не буду их пить, — Андрюшка делает глазки кота из Шрека, а я качаю головой.
— Пей, так надо, — стараюсь сделать строгое лицо, но выходит плохо. — Ладно, если будешь пить таблетки весь курс, я разрешу тебе разрисовать гипс.
В дверь звонят, и я оборачиваюсь в сторону коридора. Настораживаюсь, потому что никого не жду в десять вечера.
— Пей таблетки, — указываю сыну на тумбу, а сама иду в прихожую. Заглядываю в глазок и вижу Виталия. Глупое сердце живет отдельно от разума, начиная заходиться аритмией от предвкушения. Глубоко вдыхаю, пытаясь не показывать своего волнения. Распахиваю дверь, и только сейчас понимаю, что я без макияжа с дурацким ободком на голове, в голубом домашнем платье немного ниже колен и розовых носках. Хорошо хоть голова чистая. А Виталий, как всегда, шикарен: черное пальто с высоким воротником, под которым бежевый тонкий джемпер, и черные брюки. От него веет холодом, а глаза темные, блестящие, блуждают по моему телу, вызывая покалывание на коже. Мы так и застываем на минуту на пороге. Рассматриваю его и только сейчас замечаю тонкие морщинки в уголках его пронзительных глаз. Он правда неотразим и харизматичен, как заметила балерина. Хотя я бы сказала, что он как зависимость — постоянно хочется ещё, и чем больше его пробуешь, тем ненасытнее становишься.
— Мам, кто там?! — кричит мой сын, и я отступаю, впускаю Аронова и закрываю за ним дверь. Что я должна ответить сыну? Как представить Виталия? Мой друг, мой начальник? Только сейчас замечаю в руках у Виталия большой пакет. Аронов спокойно раздевается, поправляет на сильном запястье массивные часы, берет пакет и, как ни в чем не бывало, обходит меня и идёт в комнату сына. Мельком осматриваю себя в зеркало, поправляю платье и иду за ним.
— Добрый вечер, — здоровается он с моим сыном и тянет руку для пожатия. Андрей смотрит на Аронова восхищенным взглядом и долго жмет ему руку.
— Ты выполнил обещание? — спрашивает Виталий, и мой сын кивает. — Тогда держи! — Виталий протягивает Андрюше пакет и тот его принимает.
— Что это, заговорщики? — усмехаюсь я. Сын молча отвечает на мой вопрос, вынимая из пакета две большие красочные энциклопедии про автомобили и робототехнику. И пару коробок с моделями старых машин, которые давно хотел. Сын так рад, рассматривает книжки, машины, благодарит, а с моего лица медленно сползает улыбка. Что делает этот мужик?! И главное — зачем? Он дарит ему подарки, у них уже общие секреты. А мой сын — доверчивый ребенок, который смотрит на Аронова с восхищением. Вчера Андрей вообще заявил, что хочет стать, таким, как Виталий! Зачем я позволила Аронову остаться с Андреем в больнице?! Завтра Виталий исчезнет из моей жизни, а Андрюша привыкнет. И что потом?! Я не хочу, чтобы они общались. Так нельзя! Это неправильно. И это рвет мне душу. Я не понимаю, почему так больно, но точно осознаю, что это нужно остановить.
— Ну все! Тебе пора спать! — строго говорю я, прерывая их беседу.
— Ну мам, я хотел почитать перед сном, — ноет Андрюша, продолжая рассматривать красочную книгу.
— Маму надо слушать, — вмешивается Виталий, — завтра почитаешь, — подмигивает он моему сыну. Никогда не видела его таким открытым, мягким, теплым. У Аронова даже глаза стали другими — живыми. И это нечестно! Потому что такой Аронов обезоруживает. Виталий выходит из комнаты. А я стараюсь мягко забрать у сына книги, игрушки и положить их на тумбу.
— Спокойной ночи, — целую Андрея в щеку, помогаю лечь удобно и выключаю верхний свет, оставляя светильник. Иду на кухню, где уже сидит Виталий и что-то листает в своем телефоне.
— Ужинать будешь? — понятно, что он пришел за сексом, но сын еще не уснул и я не знаю, как занять время. Сейчас его присутствие в моей квартире давит на меня, и я не могу быть беззаботной.
— Не откажусь, — не смотря на меня, отвечает Виталий и набирает чей-то номер. Беру тарелку, накладываю Виталию свежего пюре и куриный рулет с сыром. — Славик, мне по хрену, где он возьмёт деньги! — голос Виталия меняется, становясь ледяным. Он разговаривает не со мной, но я все равно сжимаюсь. — Пусть продаст свои почки, почки жены и собаки! Я не могу спустить с рук попытку меня кинуть! Все, у него ещё три дня! — Аронов скидывает звонок и откладывает телефон на стол. Достаю из холодильника маринованные грибы с зеленью и ставлю чайник. Виталий молча рассматривает еду, потом переводит взгляд на меня, ухмыляется, закатывая рукава джемпера и берет вилку.
— Извините, что еда не вашего уровня, барин, — шучу я и облокачиваюсь на столешницу.
— Как-нибудь переживу, — отвечает Аронов и принимается за еду. Завариваю нам чай и сажусь напротив Виталия, смотря как он с удовольствием ест мою стряпню.
— Кстати, грибы я лично мариновала, — отпивая чая, сообщаю я, а сама рассматриваю его сильные руки и понимаю, что я по ним соскучилась.
— Очень вкусно. Правда, давно не ел такой простой, но очень вкусной еды, — вполне искренне отвечает он. И, видимо, от похвалы я схожу с ума и набираюсь смелости.
— Где ты был всю неделю? — спрашиваю я. Виталий молча доедает еду и оставляет тарелку.
— Ну, допустим, в командировке, — холодным тоном говорит он, берет салфетку, вытирает губы и откидывает ее в тарелку.
— Что за секреты у тебя с моим сыном?
— Ещё в больнице мы договорились, что он будет вести себя как мужик, терпеть лечение и слушаться тебя. За это я обещал ему книжки и модели машин, которыми он увлекается.
— Хорошо, но не нужно дарить ему подарков! Это лишнее и потом ребенок не поймет…, - не знаю, как это объяснить, чтобы не вызвать гнев Аронова, но по его тяжёлому взгляду похоже я уже нарываюсь. — И почему ты не предупредил, что приедешь?!
— Напомни мне дату нашего бракосочетания? — довольно спокойно спрашивает Аронов, откидываясь на спинку стула, уже нахально и даже пошло рассматривая меня.
— Что? — не понимаю, о чем он.
— Напомни. Мне дату. Нашего. Бракосочетания! — немного повышая тон, четко, выделяя каждое слово, повторяет он.
— Я не понимаю, о чем ты! — в растерянности отвечаю я.
— Вот и я не понимаю, что даёт тебе право допрашивать меня и указывать, что мне делать! — и тут я прихожу в себя и осознаю, что он прав. Но брошенные слова уже не вернуть. Почему я не могу держать свои эмоции при себе?! Раньше получалось… А с этим мужчиной нет…
