Часть третья. Война
Глава I
Воскресенье 22 июня 1941 года в Москве выдалось теплым и солнечным. В коридорах общежития была необычная тишина. Приведши себя в порядок, мы отправились позавтракать в буфете, где, как обычно, попили чай с белым хлебом, сливочным маслом и колбасой. Вдруг в столовую ворвалась молодая женщина и закричала: «Война! Война!» Мы сначала не поверили ей. Прибежали к себе, включили репродуктор и убедились, что действительно началась война, но с Иваном не стали время терять и отправились в читальный зал готовиться к очередному экзамену. Однако в голову ничего не шло, вокруг все обсуждали происходящее. К 12 часам мы спустились в холл общежития и выслушали выступление по радио В. М. Молотова, а затем отправились в Нескучный сад, где в небольшом старинном (XVIII века) двухэтажном доме на втором этаже имелся уютный читальный зал и небольшая библиотека. Но и здесь занятия не удались: дежурный старичок подошёл к нам и стал рассказывать, что он воевал с немцами в Первую мировую войну, что немцы очень сильны своей организованностью, но физически уступают русским, особенно в штыковой атаке. Кроме того, он сообщил, что побывал в немецком плену, помучился там от голода и унижений, но совершил удачный побег и добрался до своих войск.
В первые дни войны власти потребовали от населения проявлять бдительность, выявлять шпионов и диверсантов, соблюдать светомаскировку, т. е. закрывать с наступлением темноты окна, чтобы не было видно света, а для этого срочно изготовить и установить на всех окнах щиты. Первое время окна завешивали одеялами и вкручивали синие лампы. На стекла крест-на-крест наклеивали ленты из бумаги или газет, чтобы при бомбежках стекла не разбивались от ударной звуковой волны. Была дана команда – на безопасном расстоянии от жилых зданий и сооружений вырыть окопы, они служили убежищами для людей от осколков при налетах вражеской авиации. Предписывалось иметь на крышах запасы песка и воды для тушения зажигательных бомб и возникших пожаров. Всё это было выполнено в Москве в основном в течение двух недель. Под многими жилыми зданиями были созданы капитальные бомбоубежища. Везде имелись санитарные посты. Почти все дежурные носили на плече сумку с противогазом. В разных местах начали устанавливать зенитные орудия, а также пулеметы и прожекторы.
Советское информационное бюро (Совинформбюро) публиковало оперативные сводки и вести с фронтов. 30 июня в стране был создан Государственный комитет обороны (ГКО) во главе с И. В. Сталиным, взявшим на себя всю полноту власти в государстве.
23 июня в Военном комиссариате Ленинского района, к которому тогда относился наш институт, нам выдали на руки под расписку мобилизационные повестки. Мы, в свою очередь, должны были вручить их соответствующему лицу, мобилизованному на войну. При этом было сказано, что вручить повестку следует лично в руки мобилизованному, а если дома его не окажется, и он находится где-то в Москве или под Москвой (на работе или на отдыхе), то всё равно его требуется найти и обязательно отдать ему повестку.
Мне достались три повестки: одна – для мужчины, проживавшего за Калужской заставой, почти рядом с Окружной железной дорогой, вторая – тоже для мужчины, обитавшего в старом деревянном домике, недалеко от здания нашего института, и третья – для женщины-врача, квартира которой находилась в многоэтажном доме почти в конце улицы Большая Якиманка.
Мужчины были сильно возбуждены и заявляли, что обязательно «проучат» немца и быстро закончат войну. Но женщины, особенно пожилые, были очень опечалены, многие из них плакали.
На следующее утро нас позвали на очередное мероприятие. На этот раз нас распределили на три группы по 20–25 человек. Я попал в группу во главе с Лёвой Филимоновым, которая отправилась к Станкозаводу им. Серго Орджоникидзе. На проходной завода нам выдали лопаты, кирки, ломы и другой инвентарь и после этого повели к Калужской заставе. Нам предстояло выкопать несколько длинных окопов (глубиной не менее 1,5 метра), где работникам завода и другим людям предстояло прятаться при налетах немецких самолетов. Работой мы занимались бодро и весело, и она длилась почти весь световой день с перерывом на обед в столовой завода. Многие из нас, не надевшие рукавиц, нажили на ладонях волдыри. Аналогичную работу мы выполняли и в последующие дни, но уже в других местах. Ночью с 24 на 25 июня нас разбудили гудками предприятий и сирены, оповестившие о первой в Москве воздушной тревоге. Ошарашенные и удивленные происшедшим, мы выскочили в темноте на улицу и быстро заполнили близлежащие окопы. Многие люди и особенно женщины с детьми укрылись в подвалах, еще не ставших нормальными бомбоубежищами. Ребята и девушки, специально выделенные для ликвидации пожаров, сразу выбежали на крышу и верхние балконы Дома коммуны. На улице стало почти светло, но не потому, что была одна из самых коротких ночей года. Оказалось, на небе возникли огромные светлые пятна от расположенных в разных местах города прожекторов, искавших своими яркими и длинными лучами летящие на большой высоте вражеские самолеты. Кроме того, небо освещали выстрелы зенитных пушек и пулеметов, трассирующие снаряды и пули. И выстрелы, и разрывы снарядов сопровождались громоподобными звуками, к которым добавлялись еще звуки падающих осколков. Кстати, от «своих» осколков и пуль тоже надо было прятаться, но об этом мало кто догадался сразу. По этой причине в первые дни войны многие дежурные погибли или получили ранения.
Примерно через два часа после объявления тревоги по радио объявили: «Угроза воздушного нападения миновала. Отбой!» Сразу раздались соответствующие этому сигналу гудки и звуки сирены. На следующий день мы пытались узнать, какие же объекты города пострадали от бомб. Но никто ничего не мог нам сообщить. Лишь спустя несколько дней мы узнали, что эта воздушная тревога была учебной.
…26 июня мне предстояло сдавать трудный экзамен по металлургическим печам. Понятно, что обстановка, сложившаяся перед этим, не дала мне возможности хотя бы немного подготовиться к испытанию. Кроме того, в течение учебного семестра я старался запомнить пройденный материал, занимаясь посторонними делами, – в разных кружках и на курсах шоферов. На экзаменах из трех вопросов два оказались для меня непреодолимыми. Я думал, что экзаменатор доцент А. И. Ващенко «смилуется» и хотя бы на короткое время покинет аудиторию, дав возможность подсмотреть нужный материал в шпаргалке. Но этого не случилось.
А утром 30 июня был дан приказ о срочной мобилизации коллектива на трудовой фронт. Аналогичная мобилизация проводилась и в других учебных заведениях, а также на предприятиях и в организациях Москвы.
В соответствии с этим приказом команда физически здоровых студентов всех курсов, кроме пятого (выпускного) и частично второго, находившегося на ознакомительной практике в городах, далеких от Москвы, должна была отправиться 1 июля в Смоленскую область для строительства оборонительных сооружений. В этом списке оказался и я.
Было сказано, что все отъезжающие на трудовой фронт должны срочно подготовить себе продукты питания на пару суток (до приезда на место) и соответствующую одежду с расчетом пребывания вне Москвы не более двух недель. Брать с собой одеяло и пальто не рекомендовалось, так как время было летнее. Многие говорили, что «война через пару недель закончится полной победой нашей армии над фашистской».
