Во-первых, я вообще не мог приехать из Донбасса в Москву, не имея из столицы солидного вызова, так как, проходя окончательную фильтрацию после немецкого плена, находился на положении полузаключенного, которому разрешалось отлучаться от дома на расстояние не более 10 км и который не имел права отсутствовать на работе хотя бы несколько суток без уважительных – для начальства – причин. При самовольном отъезде в Москву мне грозило длительное тюремное заключение. Кроме того, в то время для любых дальних поездок всем взрослым людям полагалось иметь с собой паспорт или заменяющее его удостоверение личности, а их у меня не было. Помимо сказанного, я не имел достаточно денег, чтобы съездить в Москву. Однако, получив моё заявление с зачетной книжкой, руководство Московского института стали (в его составе находился декан технологического факультета, куда я хотел быть зачисленным, будущий ректор института доктор технических наук П. И. Полухин) не стало придираться к тому, что я был в плену в Германии. За трое суток до моего дня рождения 18 июля я получил вызов для приезда на учебу.
Этому вызову заведующий шахтой в Донбассе, где я тогда принудительно работал, не смог противостоять никакими уловками. После четырех визитов лично к нему, а также двух – к его непосредственному начальнику, начальнику треста, и двух – к районному прокурору, он вынужден был уволить меня с работы, выдав положенные мне 800 с лишним рублей. На шахте мне выписали и временное удостоверение личности. Таким образом, руководство Московского института стали, возможно, спасло меня от гибели в этой шахте, где работа проходила в очень тяжелых условиях и где очень плохо обстояло дело с техникой безопасности и охраной труда.
Осенью 1941 года положение на фронтах резко ухудшилось, особенно под Москвой. 7 октября свыше семисот тысяч наших воинов – пять армий, включая большое количество ополченцев, попали двух местах под Вязьмой в во вражеское окружение, многие там погибли. И с этого дня фактически перед Москвой уже не осталось крупных боеспособных воинских частей. Кончились и резервы оружия (даже винтовок), техники и боеприпасов. Требовалось срочно организовать новые войсковые соединения, чтобы остановить рвавшихся в столицу немцев, пока из Сибири и Дальнего Востока не подоспеют хорошо обученные и сильные во всех отношениях войска. Но в те дни, мы, обычные люди, занятые своей будничной работой и учёбой, конечно, не знали, что творится в верхах. Подробных сообщений по радио и в газетах о фактическом положении дел на фронте, по существу, не было. Из кратких оперативных сводок нельзя было представить всего, что тогда происходило. О катастрофах и положении на фронте ходили разные слухи, которые нередко оказывались достоверными.
11 октября было объявлено, что командовать Западным фронтом (под Москвой) будет Г. К. Жуков. До 12–14 октября Москва выглядела спокойной. Но с 15 октября началась массовая эвакуация на восток многих крупных предприятий (в том числе частично и Станкозавода им. Серго Орджоникидзе), организаций и вузов, а также отдельных семей и граждан. Правительство эвакуировалось в Куйбышев (ныне г. Самара). Но И. В. Сталин оставался в Москве. 15–17 октября у многих магазинов, особенно продуктовых, собирались огромные толпы людей, стремившихся запастись на долгое время необходимыми вещами и продуктами.
Утром 15 октября, придя в институт, мы узнали, что занятия отменяются, так как получен приказ – срочно эвакуироваться в Сибирь, в город Сталинск (ныне Новокузнецк). Всем предложили поздно вечером или завтра утром вернуться в институт с необходимыми вещами и с продуктами и ждать соответствующих указаний.
Я же не раздумывая решил, что из Москвы не уеду. И не только потому, что у меня не было денег для дальнего путешествия в Сибирь и проживания там. Мне казалось, что лучше умереть за этот город, чем бросить его. Ведь я так стремился сюда попасть и так к нему привык! Конечно, это было чисто эмоциональное решение. Практически это означало, что я должен сейчас же записаться добровольно в армию, чтобы защитить столицу от врага. При этом в голову не приходило, что в боях за Москву можно очень быстро и бесславно погибнуть. Мне казалось очень романтичным и интересным побывать на войне.
Я сразу сказал о своем решении не уезжать из Москвы близкому другу – Жене Майонову. Тот без всяких колебаний и сомнений поддержал меня, предложив сразу же отправиться в военкомат Ленинского района, чтобы записаться в ряды защитников столицы. Но делать это нам не пришлось: в институте на доске объявлений мы увидели написанное крупными буквами сообщение о наборе из членов ВКП(б) и комсомольцев добровольцев в Коммунистическую дивизию для защиты города. Желающим записаться в это воинское соединение предлагалось обратиться в партком института. Но рядом находился и список мужчин – сотрудников института, студентов и аспирантов, которые должны были явиться в партком, т. е. их обязывали записаться в Коммунистическую дивизию.
…Тогда во всех 25 районах Москвы было создано по Коммунистическому батальону. К концу октября из таких батальонов, а также рот (были и такие подразделения), сформировали Третью Московскую коммунистическую дивизию в составе 11,5 тысяч человек. Фактически все эти батальоны представляли собой обычные рабочие батальоны, а Коммунистические дивизии – дивизии народного ополчения, которые в те дни уже сражались на фронте. Через две-три недели крупных специалистов – инженеров и ученых – из «коммунистических» формирований отозвали, а других добровольцев вроде нас – молодых студентов и рабочих, – «рассовали» по другим воинским частям, главным образом по запасным, поскольку большинство тех бойцов были, как правило, необученными. Кроме того, в Москву стали прибывать свежие кадровые войска из Сибири и Дальнего Востока.
Итак, мы с Женей побежали в партком и заявили о своем намерении. Без всяких вопросов нам обоим выдали заготовленный заранее бланк-направление (проставив в нем от руки наши фамилии и инициалы) в Райком ВКП(б) Ленинского района, где и происходило оформление Коммунистического батальона. Вместе с нами изъявили желание пойти добровольцами еще несколько человек. С нами оказался молоденький и маленький ростом второкурсник Аркаша Писарев (он погиб на войне), Лёва Утевский, бывший наш политрук на трудовом фронте и… проваливший меня на экзаменах по металлургическим печам доцент А. И. Ващенко (по-видимому, его, как члена партии, обязали). После нас пришли в райком Вася Голиков и Саша Волков, а также второкурсник Боря (Борис Николаевич) Старшинов
[4].
Мы поднялись на второй этаж здания и зашли в «предбанник» приёмной первого секретаря райкома, где нас встретили служащие райвоенкомата. У нас отобрали паспорта и вместо них выдали удостоверения, где было написано, что их предъявители являются бойцами Коммунистической дивизии. И с этими удостоверениями и самыми необходимыми личными вещами нам предложили сегодня же вечером явиться в здание Московского горного института, где временно располагался формирующийся Коммунистический батальон Ленинского района. Перед уходом из здания нас постригли наголо.
