В качестве курева нам выдавали главным образом махорку в коричневых бумажных пачках, и нередко для свертывания цигарок и «козьих ножек» нарезанную до нужных размеров бумагу или куски газеты.
На новом месте мы пробыли до 3 мая. Погода стояла теплая и солнечная, поэтому и жить в шалашах было неплохо. Сильно беспокоили лишь комары и мошкара. К сожалению, снова появились вши. Утренних зарядок, которыми нас заставляли заниматься в тылу, давно не было и в помине. Мы мылись прозрачной водой из луж, пользуясь куском простого мыла. В свободное время много разговаривали между собой, вспоминая хорошую жизнь до войны.
На второй день после нашего прибытия на новое место мы стали свидетелями необычного происшествия. Стоя на берегу Северского Донца, мы вдруг увидели, как течение несет две человеческие головы в шапках-ушанках. А над головами белело нечто вроде шлангов. Из воды периодически появлялись руки. Потом возникли в полный рост два человека в шинелях и обуви. На мелководье они шли по дну реки, цепляясь за ветки затопленных деревьев, чтобы передохнуть.
Встретив пловцов, мы увидели, что белые «шланги» были… обыкновенными кальсонами из плотной ткани. Перед погружением в воду их намочили, крепко связали обе штанины и надули воздухом, превратив в самодельный спасательный круг.
Обоих пловцов мы привели к себе, дали им переодеться, глотнуть водки, чтобы согреться, после чего их накормили. Они сказали, что плыли и шли вдоль правого берега Северского Донца от г. Балаклея, расположенного на левом берегу, занятого немцами. Нас всех поразило то, как эти разведчики отважились на плавание в такой холодной воде.
Через несколько дней я и Вася Трещатов, патрулируя с винтовками берег Северского Донца, наблюдали, как в полутора километрах от нашего шалаша саперы начали строить мост. Некоторые из них прямо в обуви и одежде заходили глубоко в ледяную воду и подолгу работали, забивая в грунт сваи, закрепляя бревна и доски, занимаясь установкой понтонов.
Лес для строительства моста вырубали выборочно, так чтобы вражеским самолетам ничего нельзя было заметить. Бревна и доски делали сразу на месте. Работа шла почти без шума, но время от времени сопровождалась матерными ругательствами строителей. К ночи 2 мая мост был готов.
В последние дни апреля в батарею доставили (вместе с шофером) недостающую грузовую автомашину «ЗИС», которая оказалась отечественной, выпущенной Московским автомобильным заводом им. И. В. Сталина (ныне И. А. Лихачева). Но вместо дополнительных двух 37-мм зенитных пушек (у нас имелось только по одной пушке на два огневых взвода, т. е. по одной на два орудийных расчета) прислали… один станковый крупнокалиберный пулемет ДШК 12,7 мм. Этот пулемет, созданный В. А. Дегтяревым и Г. С. Шпагиным в 1938 году, весил 44 кг. Устанавливали его на треноге. Боевой расчет состоял из наводчика-стрелка, его помощника, прицельного и двух подносчиков патронов. Калибр (внутренний диаметр ствола) пулемета был 12,7 мм. Стреляли из него бронебойными и бронебойно-зажигательными пулями, причем через 4–5 патрона следовали трассирующие пули. Число выстрелов в минуту достигало 125. Можно было стрелять короткими очередями – с 2–5 выстрелами. Максимальная дальность полета пуль составляла 7000 м, а практическая – 1800 м.
Обслуживать присланный пулемет в качестве наводчика-стрелка поручили уроженцу тех мест, старшему сержанту украинцу Чижу. В помощники к нему напросился наш Лёня, который был в восторге от этого оружия и почти не отходил от него. Поскольку батарею не обеспечили полагавшимися четырьмя пушками, это привело к тому, что один орудийный расчет оказался лишним, и получилось так, что все расчеты, как правило, работали на двух пушках по очереди, обслуживая также и пулемет, но и в этом случае еще три человека оставались незанятыми.
Перед праздником Первого мая нам вручили подарки от отдельных граждан, предприятий и организаций с трогательными надписями, записками и письмами, содержавшими пожелания доброго здоровья и просьбы крепко бить врага и вернуться домой живыми. Мне досталось по пачке папирос, конфет и печенья. Комиссар Воробьев, вероятно, вспомнил, что у меня в Горьком во время обыска забрали шерстяной свитер, и мне дополнительно дали аналогичный свитер, значительно лучший по качеству. Однако в это время года было уже тепло, порой даже жарко, и я не стал его носить днем, но иногда надевал ночами.
1 и 2 мая нас неплохо покормили. Особенно мне понравился компот из кураги, который я до этого еще никогда не пробовал. Ночью танкисты первыми начали выдвигаться к линии фронта, а утром мы выкатили с позиций обе пушки, прицепили их по одной к двум автомашинам с открытым кузовом, одновременно погрузив в них ящики со снарядами, и установили пулемет на кузов третьей автомашины. Затем с шинелями, свернутыми в «скатки», с вещевыми мешками, противогазами и личным оружием мы разместились на грузовиках. Четыре наводчика (первый и второй номера) обоих дежурных орудийных расчетов заняли места у своих расчехленных пушек.
Мы очень осторожно переехали по мосту Северский Донец и через несколько километров остановились у хвойного леса с высокими елями и соснами, росшими на чистом желтом песке. Здесь нашим машинам пришлось пропустить сильно растянувшуюся колонну очень шумных бойцов-армян пехотинцев разного возраста, многие из которых носили черные-пречерные усы. Они были вооружены винтовками, пулеметами и другим оружием, включая даже очень длинные и тяжелые (весом 20,3 кг) противотанковые ружья ПТРС калибра 14,5 мм, образца 1941 года, конструкции С. Г. Симонова. Каждое из этих ружей несли два человека.
Рассказывали, что когда боец-мусульманин бывал ранен в бою, его соплеменники или одноверцы подбегали к нему и кричали, взывая к Аллаху, но ничем не помогая раненому. А в это время вражеский минометчик открывал по ним огонь, в результате чего все погибали. Сказанное не относилось, однако, к христианским народам Кавказа.
Остановившись на поляне и замаскировавшись, мы трое суток занимались обустройством землянок. Но пожить в этих землянках нам не пришлось, что повторялось много раз и в дальнейшем: бывало, только-только закончим рытьё и обустройство капитальных землянок, как сразу поступает команда – двигаться дальше. Становилось очень обидно за бесполезную работу.
…В эти дни я должен был выпустить «Боевой листок». В связи с этим для получения необходимых материалов мне пришлось побывать в штабе своей танковой бригады. По дороге я видел, что и другие подразделения роют землянки. На опушке леса группа бойцов мотострелкового батальона училась… маршировать с пением в строю. Командир этой группы, пожилой старший сержант, по своей внешности и по акценту подаваемых им команд показался мне похожим на чуваша. Я загляделся, как красиво он демонстрировал своим подопечным строевой шаг, держа очень прямо спину и голову. Когда он остановил группу для отдыха, я подошел к нему и поприветствовал его на моем родном языке. Командира это совсем не удивило, и мы разговорились на чувашском языке. Между прочим, он сказал, что воевал еще в Гражданскую войну – был командиром взвода в Чапаевской дивизии и ему не раз доводилось говорить с самим Чапаевым, который якобы владел чувашским языком как родным, так как являлся уроженцем Чувашии.
