Кирпичёв крепко хлопнул меня по плечу и предупредил: «О нашем разговоре – никому ни слова! Не говори ребятам об окружении. Я им сам объявлю».
Вечером состоялся ужин. Для меня и многих моих товарищей он стал последним. Всем налили по 100 граммов водки, которую на фронте я уже больше не видел. Затем всем нам выдали на несколько суток продукты «сухого пайка».
Очень рано утром 23 мая всех разбудил Кирпичёв и дал команду подготовиться к отъезду. Поступил приказ высшего командования всем войсковым соединениям в Лозовеньке и вокруг неё срочно сняться с позиций и как можно скорее двигаться на восток, пока немцы не закрыли путь до реки Северский Донец. Если же окружение уже произошло, то необходимо прорваться из него.
Сначала мы проследовали на запад вдоль северной окраины села, переехали по мостику речку и вскоре оказались у глубокого оврага, расположенного поперек речки. Этот овраг еще с полуночи был заполнен передвигавшимися танками и автомашинами, а также пехотинцами, среди которых находились и минометчики, двигались обозы с лошадьми. Благодаря перемещению внутри оврага мы были в какой-то мере скрыты от противника, пока не появилась его авиация.
К счастью, самолеты пока не появлялись: вероятно, авиация имела другую задачу – «утюжить» отступавшие части, которым уже удалось приблизиться с запада к правому берегу Северского Донца, где предстояло переправиться на другой берег и соединиться с остальными войсками.
Движение на восток войсковых частей от Лозовеньки начали танки. В нашей 199-й отдельной танковой бригаде, прибывшей на фронт примерно с 50-ю британскими и отечественными танками, после боев их осталось не более 25-ти с достаточным запасом горючего, смазочных материалов и боеприпасов. По меньшей мере половине личного состава мотострелкового батальона места для посадки на броню этих боевых машин не хватало, и половине бойцов пришлось двигаться на автомашинах или пешим ходом.
Зенитной батарее удалось выехать из оврага лишь примерно к 9 часам утра. По каким-то соображениям командир батареи Сахаров посчитал возможным вывести своё подразделение к Северскому Донцу не по той проселочной дороге (рис. 4), по которой поехали наши предшественники, а прямо по нераспаханному полю – севернее деревни Марьевка (сейчас она, вероятно, носит другое название – Вольное). Но когда до Марьевки оставалось около двух километров, вдруг вокруг нас начали падать и рваться мины. Это означало, что мы и другие войсковые части, особенно вышедшие вслед за нами из Лозовеньки, теперь полностью находимся в окружении противника. Позднее стало известно, что часть войсковых соединений, не успевших 23 мая покинуть Лозовеньку, продолжала вплоть до 28 мая пытаться отдельными группами выходить из образовавшегося котла, но лишь немногим военнослужащим удалось выйти из окружения.
Рис. 4. Движение и действия зенитной батареи и других войсковых частей в районе Лозовеньки и деревни Марьевка 23 и 24 мая 1942 года: на схеме указаны стрелкой движение зенитной батареи 23 мая и в ночь на 24 мая (– –) движение остальных войсковых частей (включая танки и пехоту) в тот же период (……….) мое движение днем 24 мая (–. –. –. –) – движение колонн наших военнослужащих, сдавшихся в плен, под немецким конвоем утром 24 мая; 1 – место расположения зенитной батареи с 20 по 23 мая у села Лозовенька; 2 – длинный, глубокий и широкий овраг с изгибом его переднего конца на восток; 3 – полевой госпиталь в больших брезентовых палатках; 4 и 5 – первое (мое) и второе орудия; 6 и 7 – грузовики к этим орудиям (из них 7 – с закрытым кузовом); 8 –индивидуальные защитные окопы (из них 8а – мой); 9 – стог соломы; 10 – места боев и сдачи в плен пехоты и других войсковых подразделений в ночь на 24 мая и рано утром того же дня; 11 – место моего пребывания в лесу днем 24 мая; 12 – расположение войсковых частей противника; 13 – немецкие танки, направление их движения и стрельбы по нашим орудиям; 14 – место моего пленения немцами вечером 24 мая; 15 – мое движение в плену в сопровождении двух немецких конвоиров вечером и ночью 24 мая; 16 – движение нашей пехоты в ночь на 24 мая и рано утром того же дня
Вслед за обстрелом минами началась интенсивная перестрелка из оружия разных видов между немцами и нашими войсковыми группами, двигавшимися впереди нас. В это же время шёл бой за Марьевкой в 8–10 км от Северского Донца. Его вели, наверное, те части, включая танковые с мотопехотой, которые ушли из Лозовеньки значительно раньше, чем мы – зенитная батарея.
…Во время нашего движения к Марьевке мина взорвалась метрах в 10 от нашей пушки, крупный осколок со звоном пробил насквозь одну ступицу в двух сантиметрах от моей ноги. Наши грузовики резко развернулись на 90 градусов, чтобы орудийные расчеты смогли определить, откуда стреляют минометы, и начать ответную стрельбу снарядами. Пушки не стали отцеплять от автомашин, чтобы при необходимости можно было быстро поменять их местами или отъехать. Почти все находившиеся в кузовах машин свободные люди разбежались по полю и начали окапываться. А мины продолжали падать, и их осколками уже поранило двух или трех человек. Пастухов и Мишин соскочили с грузовика, сняли с него пару ящиков с боеприпасами и быстро поднесли их к платформе орудия, чтобы передать снаряды заряжающему пушку Егору Зорину.
На орудии нашего взвода Виктор Левин и я на глазок определили место, откуда стрелял миномет: оказалось, он занимает позицию посредине деревни перед небольшой белой хатой. На оптическом устройстве пушки мы навели штриховой крестик на цель и нажали на педали-гашетки орудия, причем Левин чуть опередил меня. Автоматически последовали друг за другом пять выстрелов. По огненному следу, оставленному светящимся трассирующим снарядом, мы увидели, что снаряды (зажигательный и осколочный) попали не в сам миномет, а на крышу хаты, которая тут же загорелась. Но выстрелы, сделанные из другой пушки, где первым наводчиком, как я уже упоминал, был мой соплеменник Василий Алексеев, получились точными, и цель была уничтожена. Однако с северного конца Марьевки начал стрелять другой миномет. Обоим орудиям пришлось пострелять по нему, пока падение мин не прекратилось.
Убедившись, что для нас дальнейший путь на восток закрыт, и чтобы не расходовать впустую снаряды, командир батареи Сахаров дал команду больше не стрелять и отступить в сторону Лозовеньки. По-видимому, командир решил отложить на ночь попытку вывести батарею из возникшего кольца окружения и до наступления полной темноты подержать своё подразделение на месте, более или менее безопасном от вражеских обстрелов как с земли, так и с неба.
Принесенные от грузовиков подносчиками снарядов к пушкам лишние ящики с боеприпасами погрузили обратно в кузовы тех же автомашин. Оба грузовика, двигатели которых во время стрельб оставались невыключенными, повернули опять резко вправо на 90 градусов и вместе со всеми людьми, которые раньше на них сидели, и с орудиями стволом снова назад поехали по полю обратно на запад в направлении к Лозовеньке. Пересекли ту же проселочную дорогу, проехали еще немного по её южной части, и грузовики остановились на поле между Марьевкой и Лозовенькой, где мины, снаряды и пули противника не могли нас достичь. Грузовики встали примерно в 10–15 метрах в южную сторону от проселочной дороги, на стерне убранного в прошлом году поля. Все ехавшие слезли с грузовиков и платформ орудий, отцепили от автомашин пушки, сняли с себя и положили на землю скатки шинелей, сумки с противогазами и вещевые мешки и отложили в стороны винтовки и карабины. Затем номера орудийных расчетов с помощью товарищей, не имевших прямого отношения к пушкам, отрыли для них позиции и вкатили туда оба орудия. Около них же сложили близко для подносчиков снарядов почти все ящики с боеприпасами, снятые с кузовов автомашин.
