Последняя перспектива не казалась чем-то невыполнимым. Исаак планировал вернуться в Йорк. Он уже был бы в пути, если бы Лукас не сделал ему выгодное предложение, которое не должно было задержать его надолго. История, которую Лукас рассказал Исааку, была не слишком далека от правды, по крайней мере, в той части, которая касалась их прикрытия. Он сказал Исааку, что его семья находится неподалеку, имея в виду Седрика, и, поскольку у него есть враги среди норманнов, он должен тайно связаться со своей семьей. Обет, который он принял, будет исполнен, когда он воссоединится со своей семьей, и тогда он сможет открыть всем свою истинную личность. Исаак в это поверил. Обеты были в большой моде, и многие из них выглядели эксцентричными. Чаще всего они служили для придания принявшему их рыцарю романтического ореола. Если удастся убедить Исаака в том, что с Лукасом что-то случилось, возможно, он начнет свое путешествие в Йорк, прихватив с собой Хукера и доспех и отправившись по маршруту, по которому должен был пройти Лукас. Торговец будет путешествовать не один. Он наймет носильщиков и охрану, тем самым сделав путешествие более безопасным не только для себя, но и для Хукера. После того, как он увидел свой собственный труп, Хукер не испытывал желания оставаться уязвимым и в одиночестве.
Просто попросить Исаака показалось не лучшей идеей. Разумнее было попытаться найти к нему подход через юную Ребекку.
Она заходила к нему, когда приносила поесть. С этой обязанностью справился бы и слуга, но у Ребекки были свои причины носить ему еду. Она хотела больше узнать о таинственном белом рыцаре, прекрасном незнакомце, победившем на турнире всех норманнов, который отличался от всех рыцарей когда-либо ею виденных, цитируя пророка Исаию на иврите.
Сначала Хукер думал, что, раскрыв свое знание иврита, Лукас допустил ошибку. Как правило коммандос из корпуса времени должны были говорить на разных языках, чему способствовало программирование имплантов. Это происходило совершенно автоматически, в результате солдат мог не только говорить практически на любом языке, но и думать на нем. Это было важно для его выживания. Возможно, Лукас даже не собирался говорить на иврите. Располагая подобной лингвистической гибкостью, было легко дать промашку, если тебя заставали врасплох. Приводя цитату, было естественным сделать это на языке оригинала, а не давать перевод. Солдаты должны были всегда помнить о таких вещах. Но Ребекки было более чем достаточно, чтобы застигнуть врасплох любого.
Проще говоря, она была самой красивой женщиной, которую когда-либо видел Хукер. Он был молод и еще не стал настоящим ветераном войн времени, и его служба была такова, что у него не было возможности обстоятельно пообщаться с женщинами на минусовой стороне. Он привык к современным женщинам. Скромная Ребекка с ее взрывным нравом, проявление которого он мельком наблюдал, когда она прогоняла лекарей, намеревавшихся пустить кровь Лукасу, была совершенно не похожа на женщин, с которыми он имел дело раньше. На какое-то мгновение она продемонстрировала присутствие духа и жизненную силу современной женщины, а через несколько секунд стала сдержанной и застенчивой, женщиной, полностью осознающей место, на которое ее низвели не только ее пол, но и ее вера. Она была женщиной, реальной, ощутимой, из плоти и крови, и в то же время для Хукера она была воплощением романтического воспоминания, продуктом более простого и утонченного времени. Для впечатлительного молодого капрала она олицетворяла романтику, в поисках которой он когда-то и поступил в Корпус времени. И, вопреки реальности, он начал в нее влюбляться.
– Где твой хозяин научился ивриту? – спросила она его. – Это не то знание, которому можно обучиться быстро. Поклянись, что скажешь правду! Возможно ли, чтобы белый рыцарь, на самом деле, оказался евреем?
– Еврей! – сказал Хукер. – Как еврей смог бы стать рыцарем?
– Не знаю, – произнесла она. – Это тайна. И все же несмотря на то, что это запрещено, были случаи, когда еврей вступал в союз вне веры. Могучая любовь, возможно, могла сотворить подобное, пусть и неправильное. Если у еврея-отца и матери, которая не была еврейкой, родился ребенок, то с точки зрения нашей веры, это дитя не будет истинным евреем. Наши люди подвергались жестокому обращению и… – она покраснела, – иногда случалось так, что ребенок мог родиться… после насилия, а его отец не был известен.
– Но отец моего господина известен, – сказал Хукер. – И Седрик – саксонец, а не еврей.
– Седрик саксонец! Значит, твой господин – саксонец!
– Ребекка, я и так уже сказал слишком много, – произнес Хукер.
– О, Поньяр, умоляю, открой мне его имя! Обещаю сохранить его в тайне. Я унесу его в могилу, если таково желание твоего господина, клянусь моим богом!
Хукер взял ее за руку.
– Хорошо, Ребекка, в таком случае я скажу тебе. И тебе не нужно ни в чем клясться, потому что я тебе полностью доверяю. Мой господин давно не был в Англии, отправившись в крестовый поход, где он сражался рядом с королем за освобождение Святой земли. На самом деле он не говорит на иврите, но он немного знает язык. У него было разбито сердце, и он находил утешение в изучении всего, что могло отвлечь его от горьких раздумий. Седрик разгневался на сына, когда тот решил последовать за Ричардом, потому что Седрик – гордый саксонец и не любит норманнов. Но мой господин разглядел в Ричарде честного и благородного правителя, который думал об англичанах как о своих подданных, к которым следует относиться одинаково, не ставя норманнов выше саксонцев. Народ только тогда силен, когда в нем есть единство. Ричард отправился освобождать Святую землю, потому что считал это правильным и справедливым. Седрик же думает только о том, чтобы освободить саксонцев от норманнов.
– Так он впал в немилость у своего отца, и его сердце разбито, – сказала Ребекка.
– Его сердце было разбито из-за безнадежной любви, – сказал Хукер, манипулируя ею и ненавидя себя за это. – Мой господин был влюблен в Ровену, воспитанницу Седрика, но она была обещана другому.
– Ты говоришь, был влюблен? – сказала Ребекка с нескрываемой ноткой надежды в голосе.
– Возможно, это было просто вожделение, не мне судить об этом, – сказал Хукер. – Иногда запретный плод кажется слаще. Мой господин вернулся домой уставшим, но более мудрым человеком. Теперь он понимает, что есть более важные вещи, чем похотливые страсти.
– Ты все еще не назвал мне его имя, – сказала Ребекка. – Я не знакома с саксонцем Седриком. И не знаю, какое имя он дал своему сыну.
– Уилфред, – сказал Хукер. – Уилфред из Айвенго. Благородный рыцарь, которому король, в знак признательности за его службу, даровал баронский титул. Тем временем, пока Ричард отсутствовал, принц Иоанн захватил бразды правления и отобрал земли многих верных рыцарей Ричарда. Точно так же, как принц Иоанн ворует у Исаака, беря ссуды, которые не собирается возвращать, так он украл и у моего господина. Айвенго вернулся, чтобы помочь королю вернуть трон, и, если его личность станет известна, Иоанн и его приспешники попытаются его остановить. Прямо сейчас, Ребекка, я опасаюсь за его безопасность. Он уже должен был вернуться. Он отправился с Седриком, чтобы получить его прощение и деньги на погашение ссуды твоего отца. Боюсь, с ним что-то произошло. Возможно, на него напали бандиты, или конь сбросил его, и он лежит где-то у дороги без чувств. А я здесь сижу и не могу отправиться на его поиски и как-то ему помочь!
