Этот был одет в сатанинское одеяние с драконами с двух сторон. В его длинных каштановых волосах, да и в бороде, виднелись пряди седины, и он лишь мельком взглянул на нее, прежде чем наклониться над дьявольским аппаратом черного рыцаря.
– Очень скоро это место станет сценой небольшой казни египетской, – сказал Хантер, удалив взрывчатку с хроноплаты и швырнув ее под кровать. – Мы поступим мудро, если оставим это помещение. Пойдем.
Он протянул руку и помог ей подняться, после чего поднял хроноплату.
– Эти штуковины сложно раздобыть, – сказал он. – Мне может пригодиться запасная. Не бойся. Нам предстоит небольшое путешествие, тебе и мне.
– Я погибну? – спросила Андре.
– Не думаю, что тебе стоит об этом волноваться, – сказал Хантер. – Может, испытаешь небольшую тошноту, так, помутит слегка. Ну же, эта штуковина собирается взорваться.
– Взорваться?
– Я объясню позже, – сказал Хантер. – Нам нужен взрыв в этой комнате, чтобы привести все в порядок. А сейчас просто стань вот там. Если хочешь, можешь закрыть глаза. Все произойдет мгновенно.
Покорившись судьбе, Андре закрыла глаза. Когда она открыла их вновь, она уже не была в Ноттингемском замке.
Ее дико стошнило.
Альберт Бомануар, великий магистр ордена рыцарей тамплиеров, был определенно недоволен своими подопечными. После встречи с Филиппом Французским великий магистр вернулся в Англию и обосновался в своей резиденции в прецептории Темплестоу. Это был старик с седыми волосами, длинной седой бородой и глубоко запавшими глазами, в которых сверкал свет фанатизма. Сопровождающий его настоятель Конрад Монт-Фитше шел немного позади в саду Темплестоу, слушая и кивая головой.
Бомануар был крайне недоволен тем, что он воспринимал как впадение в немилость вместе с многими другими тамплиерами. Он относился к своему посту и своим клятвам очень серьезно и с гордостью фанатика. Для Бомануара белая льняная мантия рыцаря-тамплиера с красным восьмиугольным крестом на левом плече была простым признаком, определяющим его носителя как воина божьего. Тем не менее, прибыв в Англию он обнаружил, что тамплиеры оставили суровость своих обетов, позволяя себе многие послабления.
– С моего прибытия в Англию, – сказал великий магистр, – я наблюдал здесь мало поступков наших братьев, на которые могу взирать с благосклонностью. – Это меня тревожит.
– Это так, – сказал Конрад. – Злоупотребления наших рыцарей в Англии даже превосходят проступки тех, кто пребывает во Франции.
– Все потому, что у них больше денег, – сказал Бомануар. – Богатство может быть источником силы церкви, но богатство может и испортить. Смотри, как оно на них повлияло. Наши обеты гласят, что мы не должны носить ни тщеславных, ни мирских украшений, ни плюмажей на шлемах, ни золота на уздечке или стременах, но вы только поглядите, что вытворяют наши браться по мечу в Англии! Они предаются всем грубым мирским увлечениям, от соколиной охоты до разврата. Им запрещено что-либо читать, за исключением того, что позволит их настоятель, однако они погрязли в изучении кабалистических тайн иудеев и волшебства сарацин. Им предписана воздержанность в пище, но как же ломятся их столы под весом роскошной еды! Их питьем должна была быть вода, но сегодня любой пропойца любит прихвастнуть, что перепил тамплиера! Души наших пречистых основателей, духи Гуго де Пейна и Годфри де Сент-Омера, а также благословенных Семерых, что первыми к ним присоединились и посвятили жизни свои служению храму, потревожены даже в самом раю! Я видел их в ночных видениях. Они сказали мне, Бомануар, проснись! Узри пятно на ткани храма, столь же темное и зловонное, как те, что оставляла проказа на стенах зараженных домов в старину! Воины креста, которым надлежит избегать взгляда дочерей Евы, как глаза василиска, живут в открытом грехе не только с женщинами своей расы, но и с дочерями проклятых язычников и еще более проклятых евреев. Я очищу ткань храма, Конрад, как и пораженные чумой нечистые камни, я удалю их и выброшу прочь!
В этот момент к ним приблизился сквайр.
– Великий магистр, – сказал он, – за воротами стоит еврей, он умоляет о позволении поговорить с нашим братом, Брайаном де Буа-Гильбертом.
– Ты правильно поступил, сообщив мне об этом, – сказал Бомануар. – Нам важно быть в курсе судебного разбирательства этого Буа-Гильберта.
– В донесениях сообщалось о нем, как о храбром и отважном рыцаре, – сказал Конрад.
– Да, так о нем и говорят, – сказал великий магистр. – Но брат Брайан пришел в наш орден угрюмым и падшим человеком, возможно, с намерением принять наши обеты и отречься от мира, но не по велению души, а как тот, кого какое-то легкое прикосновение разочарования довело до покаяния. С тех пор он стал усердным агитатором, лидером среди тех, кто ставит под сомнение нашу власть. Мне любопытно узнать, чего хочет от него этот еврей. Приведи его сюда, Дамиан.
Испуганного Исаака из Йорка привели в зал на встречу с великим магистром. Он приблизился, но, когда их разделяло три метра, Бомануар жестом приказал ему остановиться, и Исаак пал на колени в молитве.
– Говори, еврей, и будь краток, – сказал великий магистр. – Что за дела у тебя с Буа-Гильбертом? И не советую, еврей, говорить неправду. Если с твоего языка сойдет ложь, я позабочусь, чтобы его вырвали.
– Я доставил письмо, – заикаясь сказал Исаак. – Письмо сэру Брайану де Буа-Гильберту от приора Эймера из аббатства Жорво.
– Разве я не говорил, что мы живем в злое время, Конрад? – произнес Бомануар. – Цистерцианский приор шлет письмо солдату храма и не может найти более подходящего посланника, чем неверный еврей. Дай мне письмо.
Исаак протянул письмо, но Бомануар отшатнулся от него, ожидая, пока Конрад возьмет его и сломает печать.
– Читай, – сказал Бомануар.
Конрад прочитал письмо.
От Эймера, божьей милостью приора цистерцианского дома Святой Марии в Жорво, сэру Брайану де Буа-Гильберту, рыцарю священного ордена храма, с пожеланием здоровья, щедрот короля Вакха и миледи Венеры. Что касается нашего нынешнего состояния, дорогой брат, то мы оказались пленниками в руках некоторых беззаконных и безбожных людей, которые не побоялись задержать нашу персону и потребовать за нее выкуп; благодаря чему мы также узнали о несчастии, постигшем Де Брейси, и о вашем побеге с той прекрасной еврейской колдуньей, чьи черные глаза вас околдовали. Мы возрадовались вашей безопасности. Тем не менее, мы умоляем вас быть начеку против этой второй Аэндорской волшебницы. Прошел слух, что ваш великий магистр, которого не волнуют черные глаза и вишневые ланиты, уже на пути из Нормандии, чтобы воспрепятствовать вашему веселью и исправить ваши злодеяния. Поэтому мы от всего сердца молимся о том, чтобы вы оставались бдительными и настороже. Богатый еврей, Исаак из Йорка, умолял меня написать письма в его поддержку. Речь о женщине – его дочери. Я прошу вас придержать девицу для выкупа. Он заплатит вам столько, что можно будет раздобыть пятьдесят девиц при более безопасных обстоятельствах, и я очень надеюсь получить мою долю, когда мы будем веселиться вместе, подобно истинным братьям. В ожидании этой веселой встречи мы желаем вам всех благ. Писано в этом логове воров, в час всенощного бдения,
