Глава 1
Некоторые требования при поступлении в школу снайперов:
возраст не старше 35 лет;
отсутствие супруги (супруга);
принадлежность к православию или без религиозных предпочтений;
не должен быть единственным кормильцем или ребенком в семье;
без вредных привычек.
Несколькими месяцами ранее.
Переминаюсь с ноги на ногу под окнами его бабушки. Вернее, под его окнами, бабы Лизы несколько лет как нет, и его мама намекнула моим, что он теперь здесь живет. Мне будто снова двенадцать, чувствую на языке привкус давно позабытой неуверенности. Дежавю. За столько лет здесь ничего особо не поменялось: старый заросший дворик, темно-зеленые лавочки у подъезда. А нет, детскую площадку обновили и домофоны поставили. Раньше вход в подъезд не запирался, но при этом никому в голову не приходило шляться, мы под окнами кричали, звали гулять.
У меня нет его номера телефона. Стоило попросить, наверное, но ему бы тогда передали, и сюрприза не вышло. А мне важно увидеть первую реакцию. Зачем? Сама не знаю. Столько лет прошло, как бы не пришлось заново знакомиться.
Может, он меня и вовсе не узнает? Но я специально оделась как тогда, на своем выпускном: в тонкую черную толстовку и синие джинсы. Ну, и куртка, куда ж без нее с таким ветром, хотя и середина мая. Платья у меня в тот памятный день не было, не стала позориться.
Две незнакомые старушки у его подъезда прервали разговор и поглядывают на меня с интересом. Ну что ж.
— Здравствуйте, — здороваюсь вежливо, они кивают и смотрят в ожидании продолжения: — Вы не против, если я покричу немного?
Переглядываются, качают головами, дескать, это диковато, но дерзай, коль пришла.
Кхм. Набираю в грудь побольше воздуха, потом смеюсь и выдыхаю. Какая глупость! Ну ладно, попытка номер два. Делаю то же самое, смотрю на окна четвертого этажа.
Вдох и:
— Леха-а-а! — кричу. — Леха-а, выходи!
Краснею и неловко пожимаю плечами, извиняясь перед старушками. Они участливо подсказывают:
— Может, позвонить? — одна даже протягивает свой мобильный — между прочим, айфон.
— Спасибо, у меня есть телефон. Номера его нет.
— А-а-а.
И я снова:
— Леха-а-а Мар-чен-ко! Выходи!! — кричу. Свет в квартире не горит, но сейчас середина дня, и это логично. Пластиковое окно открыто на проветривание. В моей памяти оно еще осталось деревянным, выкрашенным белой краской. Возможно, его нет дома? Хотя машина стоит неподалеку, номер я подсмотрела на фотографиях.
В третий раз бабульки неожиданно подхватывают мою смелую идею и еще пару минут мы зовем Леху все вместе. Потом они замолкают и кивают куда-то мне за спину. Сердце заходится от догадки, я быстро оборачиваюсь и упираюсь взглядом в мужчину, который стоит буквально в нескольких метрах от меня. Приподнимает брови, буравит меня внимательными глазами, судя по всему, пребывая в легком недоумении, если не сказать — шоке. Не узнает. Он меня не узнает. Это ожидаемо, но все равно обидно. Значит, совсем не следил за моей жизнью, не интересовался. По-фи-гу.
Я же невольно отшатываюсь, делая широкий шаг назад. Лицо напротив знакомо до боли, а вот фигура… Боже, он просто огромный по сравнению с тем, какого я запомнила. Куда делся тощий, нескладный парень? Когда отец обронил, что Леха работает в спецназе полиции, я невольно рассмеялась. У его отчима, конечно, три звезды на погонах, но одно дело запихать, другое — удержаться, а с его нравом и привычками — миссия казалась невыполнимой.
Он выше меня больше чем на голову, крепкий, даже мощный, как гора. Одет в спортивную куртку и серые мягкие штаны, на ногах — найковские кроссы, в руках — пакет из Красного Яра, по всей видимости, с продуктами.
— Чего орем? Вы кто? — спрашивает холодно, оглядывая меня с головы до ног.
— Вот, в гости к тебе приехала, — заметно, что парень офигевает от моей наглости. — Ты меня совсем не узнаешь? — смотрю на него, начиная волноваться. Мне не двенадцать, и даже не шестнадцать, — повторяю мысленно. Я взрослый, уверенный в себе человек. — Решила детство вспомнить. — Мой голос режет его слух, понимание отражается на лице, и он прищуривается, словно не доверяет собственным глазам.
Бабульки за спиной замерли в ожидании драмы.
— Вы обознались, девушка. Я бы вас запомнил.
— А вот так? — торопливо накидываю капюшон на голову, натягиваю на лицо черную ткань и сутулюсь. У меня пальцы дрожат, никак не ожидала от себя такой реакции в его присутствии. Мне казалось, наша встреча пройдет легко и непринужденно, мы ведь давние приятели, которые не виделись почти десять лет. Становится тоскливо от мысли, что он не захочет вспоминать меня. На что я рассчитывала? Теплые объятия и приглашение на чай, как в старые добрые? На моем канале четыре миллиона подписчиков, очевидно, что Марченко среди них нет.
А потом у него приоткрывается рот.
— Рита? Нет, я… — он делает несколько шагов вперед, взгляд впивается в мое лицо так хищно и пристально, что еще немного — и я, клянусь, почувствую физическое воздействие. Торопливо киваю, подбадривая. Откуда-то берется так много радости, что мне приходится заморгать, прогоняя непрошеные слезы.
Плотину прорывает внезапно: на меня обрушиваются воспоминания, унося потоком плохо контролируемых эмоций — стыд, неловкость, а следом в каком-то роде даже гордость, что вот какой я стала. Не завяла так и не распустившимся цветком в кладовке, как ожидали многие.
— Это правда ты? — говорит, все еще сомневаясь. — Кто бы мог подумать… Да ты… какая ты красотка! — наконец-то он улыбается, подходит ближе, протягивает руку, которую я со смехом пожимаю. Мы неуклюже обнимаемся, и я с восторгом закрываю глаза, ненадолго оказавшись в его объятиях. Когда мы виделись в последний раз, он меня поцеловал. На лавочке. Возможно, она до сих пор живая, можно будет побродить по дворам чуть позже, поискать. Хотя… зачем мне это нужно?
Я не пошла на выпускной. Сидела в своей комнате, слушая, как тихонько переговариваются на кухне расстроенные родители. Он откуда-то догадался о моей депрессии, зашел в гости, пригласил пройтись. Ему было так сильно меня жалко, что в один момент он вдруг прервал нашу, как и обычно, истекающую сарказмом и презрением к миру беседу, приподнял мое лицо за подбородок, склонился и поцеловал. В этот момент я почувствовала себя как никогда уязвимой. Сейчас это ощущение вернулось.
На короткий миг я очень сильно к нему прижимаюсь, чувствуя, как напрягаются его руки на моей талии. Наши лица тянутся друг к другу, будто для поцелуя, но мы оба вовремя останавливаемся и широко улыбаемся.
— Ты та-ак изменился, — говорю ему, не утаивая восхищения.
— И ты тоже. Я слышал, что какой-то фонд выделил тебе деньги на… операцию, но не ожидал, что бывает… так.
