Я откидываюсь в кресле, чуть отъезжаю, чтобы восстановить неприкосновенность своей зоны комфорта. Ожидаю продолжения.
— Ну пздц! — говорит он, всплеснув руками. Глеб практически никогда не использует мат — начитанный образованный сноб, он умеет уничтожить вежливыми выражениями. Из его уст «пздц» — означает серьезную проблему, не пробитое колесо или потоп в квартире.
— Подробнее, — подбираюсь.
— Панков, сука. Тебе еще не поступало предложений?
Панков — это ведущий адвокат из конкурирующей фирмы. У нас с их конторой весьма натянутые отношения, мы едва не подрались в суде полгода назад, когда я вынудил их клиента пойти на унизительнейшее соглашение. На всякий случай я проверяю сотовый.
— Пока ничего. А по поводу?
Глеб едва сдерживается, чтобы не начать орать, он кладет передо мной свой сотовый так аккуратно, словно тот может превратиться в прах и рассыпаться. Пока я смотрю, что там, он мерит шагами кабинет. У меня уже все посчитано: пятнадцать — в одну сторону и двадцать — в другую, двадцать пять — по диагонали, но пусть сам считает, а я уже начинаю понимать, что его вывело из себя. Доверенный человек переслал Казакову фотки и видео. Ну да, кто бы сомневался, что зацепятся.
На видео я жду Тоньку на улице у кафешки. На днях у нее случилась проблема, девчонка была ужасно расстроена, на эмоциях. Я ее выручил и она… сглупила. Подбежала ко мне, повисла на шее, я послушно наклонился и обнял в ответ, хотя раньше мы так не нежничали, разумеется. Я зря это сделал. Никак не мог предугадать то, что случилось дальше: она изо всех сил вцепилась в меня и… поцеловала в губы. На секунду я замешкался, оторопев, а затем резко оттолкнул ее. Грубее, чем следовало для девочки-подростка, думающей, что влюбилась во взрослого мужчину. Она отпрянула, перепугалась до смерти, расплакалась. Я кое-как ее успокоил, мы проговорили допоздна и, кажется, разобрались.
— Видео с очень удачного ракурса, — отвечаю спокойно, без лишних истерик. — Грузовик приезжает вовремя, загораживает обзор. Я ее отталкиваю в следующую секунду. По моему лицу должно быть понятно, что я офигеваю не меньше, чем ты сейчас.
— Значит, нужно найти полную запись с другого угла, прочесать магазины, банки… что там рядом? Может, у кого-то в машине был видеорегистратор? Пока они не раздули скандал. Фирме такая реклама на пользу не пойдет.
— Найдем, я сегодня же переговорю с тем, кто поможет. Но скорее всего ход этому не дадут. Видео снято два дня назад, хотели бы — тут же бы слили в прессу. Я бы сегодня с утра уже стоял перед комиссией.
— Вот я и говорю, не поступало ли требований? Пахнет шантажом.
— Пока нет, — снова проверяю мобильный — ничего. Спрашиваю кивком Аленку — вдруг что приходило на корпоративную почту? Вряд ли, конечно, но мало ли. Она растерянно пожимает плечами.
— В спаме тоже пусто, я всегда проверяю, — опускает уголки губ.
— Твари, — Глеб немного успокаивается. — Как меня это бесит, кто бы знал! Бить по ребенку! Да как такое в голову вообще могло прийти? Адвокат с блестящей репутацией связывается со школьницей! Это настолько абсурдно, что меня трясет. Я ему физиономию разукрашу, клянусь. Зря нас разняли тем летом!
— Это война, — качаю головой, снова и снова пересматривая запись, — теперь мы уничтожим Панкова и всю его шарашку. Я это так не оставлю, есть же негласное правило — не впутывать личное. Они ударили по Тоньке, такое не прощается.
Казаков наклоняется через стол, мы еще раз смотрим видео.
— Такая большая уже, — говорит значительно спокойнее. — Хорошенькой выросла.
— Ага. Так на папашку похожа, — приподнимаю брови, — копия.
— Он объявился?
— Не, я ж фотки видел. Но бывает, так посмотрит, меня аж прошибает. Ее взглядом.
— Маленькая дуреха. Некоторые ошибки могут стоить слишком многого. Ей бы пора это понимать, если она хочет к нам на работу в будущем.
— Я с ней поговорил уже. Она… ей сложно сейчас, возраст, сам понимаешь. А дома одна бабушка, которая давит нотациями. Я все обдумаю и найду выход, чтобы уберечь и ее, и нас.
Телефон Казакова вибрирует, он его забирает из моих рук, смотрит сообщения.
— Андрей, думай скорее. Кажется, они готовят что-то помасштабнее хайпа в соцсетях, — с этими словами он показывает мне новые фотки. И вот сейчас мне действительно становится нехорошо, я поднимаюсь с места, увеличиваю пальцами кадр за кадром, едва отдавая себе отчет в том, что Глеб за мной внимательно наблюдает.
Не уверен на сто процентов, но кажется, на фотографиях кабинет этой мрази Панкова. За столом сидят трое: он — собственной персоной, идиотка Оксана, которая упорно нарывается, и… Лидия. Я моргаю, пытаясь прогнать мираж. Фотки с разных ракурсов, сделаны через стеклянные стены. Эти трое даже не потрудились опустить жалюзи — видимо, осознанная открытая провокация.
— Кто эта рыжая? Ты ее знаешь? Лицо знакомое.
— Мое последнее закрытое дело. Бывшая жена Голубева. Ну, кого я в нокаут отправил.
— А что у нее есть на тебя?
Я приближаю ее лицо, смотрю на глаза. В носу начинает щипать, секундная слабость родом из детства, когда забрали игрушку, которая в тот момент казалась смыслом жизни. Только Лидия не игрушка. Она просто смысл. Стала смыслом с недавнего времени.
— Андрей, — говорит Казаков резко. — Что у этой рыжей есть на тебя?
— Возможно, шантажа не будет, — предполагаю я. — Они готовят и запись, и свидетеля для атаки, — произношу бесцветным голосом.
— Эй, — он хмурится. — Ты ведь не ее возил ко мне на дачу? Ты ведь знаешь, это место только для своих.
— Она своя.
— Блть, я вижу. Шлюха панковская! Я говорил, никаких шкур на моих кроватях.
Я поднимаюсь резко:
— Ты рот закрой, пока я тебе его сам не закрыл.
Мы смотрим друг на друга, между нами меньше метра. Казаков покраснел от бешенства, желваки ходят по лицу, я осаживаю его взглядом. Да, мы на равных, но это не значит, что нас обоих это устраивает. Несмотря на дружбу, каждый хочет быть первым.
— Мальчики, брейк! — к нам опасливо подходит Аленка. Я совсем забыл о ней, а она, оказывается, все это время перебирала документы у дальнего стола, а сейчас подбежала. Глаза выпучила. — Они этого и добиваются — поссорить нас!
— Я побеседую с этой девицей, — говорит Глеб намного громче, чем обычно.
— Даже думать об этом забудь, — отвечаю бескомпромиссно.
— А кто, ты поговоришь? Ты, кажется, нихрена не соображаешь, когда дело касается ее.
— Случившемуся найдется объяснение, — отрезаю еще жестче.
— Интересно послушать. Ты понимаешь, как можно раздуть эту информацию? Я уже вижу заголовки в прессе: Андрей Осадчий трахает ответчиц своих клиентов и несовершеннолетних школьниц! Тебе баб в окружении не хватает или что?! Комиссии придется отреагировать, ты, мать твою, вообще страх потерял?! Да что с тобой не так?!
