Я очень сильно ее любил. И, несмотря на все свои сомнения, в глубине души знал, что никогда ее не оставлю, не предам, не подведу. Женюсь один раз и до гробовой доски. Так, в общем-то, и получилось.
— Прощай, мой любимый человек, — говорю тихо. — Видишь сама, что происходит. Я больше не чувствую к тебе ни-че-го. Как считаешь, отболело? Мне кажется, я… больше не приеду. Нет, я ничего не забыл, но и погружаться в воспоминания специально не стану. Я знаю, что ты всегда была на моей стороне, но с недавнего времени мне этого недостаточно. Ты шутила, что я не умею влюбляться, мы слишком взрослые для этого, слишком прагматичные. Нахрен эту любовь. Нахрен глупости. Все, кроме работы, — нахрен. Наверное, это единственное, в чем ты ошибалась насчет меня. Никакой я не прагматик. Мне хочется заботы и тепла. Что бы я ни делал, как бы ни переубеждал себя.
Меня крайне сложно поразить. Все мои друзья вечно по кому-то сохли лет с пятнадцати, мне было ровно до двадцати трех лет, когда я встретил ее в кафе. Она обедала с дочкой, а я смотрел и думал — что хочу ее себе, гадал, почему нет кольца на пальце. В следующие годы я узнал, что значит ревновать, беситься, чувствовать.
Меня забавляет тот факт, что сегодня я отдаю себе полный отчет в том, что происходит. Схожу с ума, переживаю, злюсь с утра до ночи. Места себе не нахожу, как зверь в клетке. Я ужасно скучаю по рыжим Яблочкам. Я снова живу.
***
Тренировка изрядно затянулась, выхожу из зала последним около одиннадцати. Темно, освещение скудное, Базаров экономит. От напряжения ноги и руки слегка дрожат — выложился на двести процентов. Еще не обсох после душа, поэтому двигаюсь максимально быстро. Закидываю рюкзак на плечо, достаю ключи от машины и иду на парковку, подсвечивая себе телефоном.
— Андрей Евгеньевич? Можно вас на минуту? — вдруг останавливает знакомый голос. Тон приказной — заметно, что встреча не случайная. Я останавливаюсь и резко оборачиваюсь: надо же, Голубев не один — в компании трех приятелей. Убираю ключи и сотовый в карман и группируюсь, предполагая, что именно сейчас будет. Сглатываю, стреляя глазами по лицам, пытаясь запомнить группу поддержки на всякий случай.
— Владислав Сергеевич? Чем обязан?
— Ваш секретарь всю неделю утверждает, что вас нет на месте или вы слишком заняты. А на бокс время есть, как выяснилось.
— Вы могли бы позвонить мне на мобильный.
— Да, я уже поболтал с вашим автоответчиком. Неуловимый Андрей Осадчий.
Они меня окружают, бежать было бессмысленно с самого начала, сейчас и подавно. Голубев стоит чуть впереди.
— Так и чем обязан? — я бы скрестил руки на груди, но сейчас это опасно — могу не успеть прикрыть голову. Стараюсь держать всех четверых в поле зрения.
— Меня следак за яйца взял, на допрос притащили. Звоню своему юристу, он не берет трубку.
— Я не ваш юрист. Я банкротчик, Владислав Сергеевич, в этом вопросе я вам не помощник.
— Вы обещали, что мы отберем магазин и все будет хорошо, — рычит он.
— Про хорошо — вы додумали сами. Вы утверждали неоднократно, что на все готовы, лишь бы выиграть суд. Вы выиграли. Следак с допросом — необходимая цена.
— Ах ты тварь! — он хлопает губами, подбирая слова. — Ты сразу ей сочувствовал! Я понял еще на ринге. Сочувствовал этой рыжей суке!
Круг сужается, Голубев чувствует себя уверенным. Ощущение силы и физического превосходства его пьянит покруче алкоголя. Ассоциативный ряд мгновенно приводит меня к Лидии, и я сжимаю зубы.
Делаю шаг назад и упираюсь спиной в стену. Не скажу, что мне не страшно. Очень даже. Только бы не потерять сознание и не замерзнуть насмерть. Сжимаю кулаки. Вокруг никого, ночь, темно, холодно, а я легко одет. Организм мобилизуется мгновенно, былая дрожь и усталость исчезают, мышцы послушно напрягаются. Если ситуация выйдет из-под контроля, надо непременно выжить.
На этот раз он подготовился, привел подкрепление, мне остается лишь надеяться, что у них нет с собой ножей. Голубев делает еще шаг, свет падает на его искривленное яростью лицо, ему нужен козел отпущения. Виноватый. Я смотрю в его глаза и хищно улыбаюсь. Страх куда-то девается, его вытесняет другое чувство, которое редко бывает хорошим советчиком, но по силе с прочими — несопоставимо. Злость, рожденная жаждой мести.
— Андрей, слушай меня внимательно. Ты сейчас же едешь в свой офис и начинаешь работать над моим делом. Подключай друзей, партнеров, мне плевать. Но ты обязан меня вытащить. Иначе тебе конец во всех смыслах.
Я делаю шаг вперед и говорю:
— Да, я ей сочувствовал, но если уж быть до конца честным — все это время я ее трахал. И ей это очень нравилось. А ты скоро сядешь.
Его глаза расширяются. Не ожидал, да? Но моментом я насладиться не успеваю, Голубев кидается на меня и грубо толкает в грудь, сыплет матерными ругательствами. Получается устоять на ногах, и я делаю ответное движение, он отлетает. В следующую секунду на меня кидаются двое, удары сыпятся по плечам, спине, торсу, в какой-то момент им удается схватить меня за руки и придавить к забору. Третий стоит на стреме, Голубев подходит, смотрит на меня:
— Тебе конец, адвокат, — размахивается и ударяет в живот, следом по лицу.
Боль искривляет представление о времени, мне кажется, прошло по меньшей мере минут сорок, но в действительности бьют они меня недолго. Бить живого человека, да еще и с непривычки — тяжкий труд, быстро вызывающий усталость и нытье в мышцах. В конце я просто сижу у забора, вяло закрываясь руками, выплевывая кровь.
— Стоило оно того? Скажи, стоило?? — орет Голубев помимо прочего. Я киваю, раззадоривая его еще сильнее.
— Идем, Влад, он уже едва дышит. Остынь, мы шли просто напугать, а не убивать его, — тормозят Голубева приятели. Поначалу они меня держали, но быстро поняли, что их товарищ слетает с катушек, и отпустили, позволив осесть на корточки. Держат теперь его, смелого нашего.
— Это только начало, Осадчий! Я завтра же обо всем расскажу Базарову.
— Ты вообще в курсе, что тут повсюду камеры? — усмехаюсь, сплевывая.
В ответ отборный поток нецензурной брани.
— Влад, идем! Идем же, у меня семья, я не собираюсь светиться!
Некоторое время я все еще закрываю голову, вдруг передумают и вернутся? Соображаю медленно, мысли плавают. Пытаюсь отдышаться, пар изо рта обжигает заледеневшие пальцы, когда вытираю руками горячую кровь с лица, пересчитываю языком зубы, пытаюсь сфокусировать зрение на экране сотового. Холодно. Надо добраться до машины, но прежде…
Откидываю голову на забор, тяжело и часто дышу. Ну вот ты и попался, ублюдок. Не зря я всю неделю торчал здесь допоздна, провокация сработала. Теперь уже точно конец тебе.
Пишу смс секретарю: «Запиши меня утром к стоматологу на самое ближайшее время». Пальцы трясутся, но слушаются, это радует. Пытаюсь встать, дыхание рвется, легкие обжигает огнем, меня выворачивает наизнанку.
