— Добрый вечер, — вежливо произносит Андрей, оглядывая нашу троицу. Я делаю шаг в сторону, пытаясь показать, что не с ними, но он слишком пьян, чтобы обратить внимание.
— Кто ж вас так, Андрей Евгеньевич? — деланно вздыхает Панков.
— На грабли наступил, — бросает быстрый взгляд на меня. — Бывает. А у вас как дела? Слышал, без работы сидите который месяц. Еще эта примета дурацкая — как встретишь Новый год, так его и проведешь. Я, кстати, верю.
Панков сжимает зубы так, что если бы не музыка и шум, клянусь, мы услышали бы их скрежет.
— Как бы вас не постигла та же участь. В ближайшее время, — и еще один взгляд в мою сторону. Если они продолжат в том же духе, я рискую превратиться в решето.
— Потонем вместе, — отвечает Андрей меланхолично. Достает из внутреннего кармана аккуратно сложенный лист бумаги и протягивает Виктору. Тот пробегает документ глазами, заметно бледнеет, сминает в руке. — Можете отвести душу: разорвать и даже съесть, это копия. Вы знаете, что я никогда не вмешиваю личное, но если меня достают, я отвечаю.
— Откуда у тебя эти документы?
— Лучше спросите, когда я передам их в СМИ.
— Ты так никогда не поступишь. Это… слишком даже для тебя.
Андрей пожимает плечами. Переводит взгляд на Оксану:
— Уже поступил. А тебе я лично подыщу мужика, который будет е*бать тебя каждый день, чтобы ты отъе*алась уже от меня, — говорит ей пробирающе прямолинейно. Оксана округляет глаза и молчит, лицо густо заливается краской. — Я сейчас не шучу. Просто отвали, иначе я проигнорирую тот факт, что ты женщина. От-ва-ли от меня, — он повышает голос, от тона волоски на коже встают дыбом. Мне самой хочется провалиться сквозь землю, Оксана идет пятнами. Умоляюще смотрит на Виктора в поисках поддержки, но тот упорно молчит. Кажется, у кого-то вся жизнь проносится перед глазами.
Андрей поворачивается ко мне, я послушно жду своей очереди получить по заднице, но вместо этого он улыбается и подмигивает. А я мягко улыбаюсь ему в ответ, как и раньше, будто мы не ругались вовсе. Он тянет руку и приобнимает меня за талию. На секунду мы забываем, что эти двое все еще стоят рядом. Есть только он, я и между нами огромное желание помириться.
— Вы что… все это время были в сговоре? — напоминает о себе Панков, стреляя глазами то на меня, то на Андрея. И я бы многое отдала, чтобы так и было на самом деле. Увы, я действительно угрожала Осадчему. Но ведь Панков этого не знает, а блеф — не зря любимая тактика моего мужчины. Я торжествующе улыбаюсь:
— Именно, Виктор. Вы, конечно, нашли кого слушать, — киваю на девушку, которую считала подругой. — Мы просто тянули время. Андрей бы никогда так не подставился, вы в очередной раз лоханулись по полной. Хорошего вечера.
— В баре, кстати, халява, — добавляет Андрей со смешком.
Он выглядит довольным, пока ведет меня в коридор, придерживая за талию. Именно так все должно было быть изначально. Если бы я все сделала правильно, мы бы никогда не поссорились.
Как только мы покидаем зал, я замечаю, что его походка заметно меняется: становится тяжелее и медленнее, Андрей отпускает меня и обхватывает себя одной рукой, будто поддерживая, слегка сутулится. Мне кажется, ему больно.
Я отстаю на несколько шагов, но он даже не замечает этого. Хочу окликнуть по имени, но не решаюсь, а просто догоняю и касаюсь плеча кончиками пальцев. Он оборачивается, смотрит на меня, зрачки расширяются, его глаза ощутимо темнеют, сам же он бледен, как лист бумаги. Я пугаюсь. Андрей делает шаг навстречу, обнимает меня и притягивает к себе. Крепко. Вплотную.
Зарывается лицом в мои волосы, делает глубокий вдох, словно насыщаясь ароматом моей кожи, и молчит. Большой, сильный, но тоже раненый. Апокалипсис потрепал и его тоже.
— Андрюш, тебе нехорошо? Что случилось? Тебе надо было… позвонить мне. Почему ты не позвонил?
Он нехотя отрывается от меня, выпрямляется, смотрит в глаза. А потом наклоняется и целует. Прямо при всех, будто уже разрешено. Либо можно, либо ему стали безразличны последствия.
Наши губы и языки касаются, он чувственно ласкает мой рот, не обращая внимания на боль, хотя я практически сразу ощущаю металлический привкус крови на языке из его не успевшей зажить губы. Ему это нужно, он сам тянется.
Мы стоим чуть в стороне, не мешая проходящим мимо, он целует меня, а я начинаю плакать от переполняющих эмоций. Скучала. Как же сильно я скучала.
Он так нежно это делает — осторожные движения губ, сорванные вздохи. Пальцы же, напротив, с силой впиваются в мою спину и дрожат. Он сам весь дрожит, вжимает меня в себя, разрывает поцелуй, тяжело дышит.
— Прости, — шепчет на ухо. Качает головой. — Я пьяный. Прости, что напился, знаю, ты этого не выносишь, — от его слов и извиняющегося тона слезы начинают бежать потоками. Он еще и извиняется, Боже.
— Что ты такое говоришь, ничего страшного. Подумаешь, раз в год.
— Нет, я не должен был. Тем более трогать тебя в таком состоянии. Нельзя. Но так хотелось… просто трогать тебя. Мне так без тебя одиноко. Раньше жил, а теперь одиноко, — он нехотя опускает руки и снова дрожит, тогда я обнимаю его и прижимаюсь сама. — Просто устал, Яблочки. Прости меня. Накопилось, и я устал.
— Я вижу, Андрюш. Как я могу помочь тебе? Подскажи мне, пожалуйста.
Мы смотрим друг на друга, он аккуратно вытирает слезы с моего лица.
— Тебя обидели?
Я отрицательно качаю головой.
— Я поеду домой спать. Завтра сложный день, но я собираюсь его полностью проспать, — он немного путается в словах.
— Я знаю, что тебя подставили. Я… люблю тебя, — всхлипываю. Касаюсь дрожащей рукой его свежего шрама, Андрей слегка отклоняет голову. Вытираю пару капель крови с его подбородка. Зачем он вообще поперся сегодня на эту вечеринку? Ему бы лежать.
— Зря напился, — он улыбается. — Наверное, тебе назло. Вот осел, да? Все делаю назло, сам же потом разгребаю последствия. Боюсь, Яблочки, меня уже не исправить. Ты меня не бойся, я же сказал, что ничего тебе не сделаю. Через себя перешагну, но никогда… Блть… тебе лучше… уехать к себе. Я невменяемый.
— Можно я побуду с тобой? Просто поеду с тобой — и все, а завтра будет видно. Завтра поговорим, когда отдохнем.
Он качает головой:
— Я… в таком состоянии могу наделать… чего-нибудь, чего себе не прощу, — он снова кладет руки на мою талию, ведет вверх-вниз, его пальцы дрожат, его самого будто лихорадит. Он ощутимо поглаживает меня, отчего мое тело реагирует. Как и всегда, доверчиво реагирует на него. Что он может мне сделать такого, чего бы я не хотела сама?
Как мы вообще умудрились снова оказаться по разным сторонам баррикады?
— Я не хочу тебя отпускать, — говорю искренне. Мысленно добавляю: особенно в таком состоянии.
Он снова прячет лицо в моих волосах, бегло целует шею.
