— Спасибо тебе, — шепчет.
— За что же?
— Ты дала мне время. Важнейший ресурс, все это знают, — целует в кончик носа. — Завтра созвонимся, сейчас я слишком бухой, самому от себя тошно. Пожалуйста, не настаивай.
Мне ничего не остается, кроме как уступить ему. Прошу Богдана помочь Андрею поймать такси, на следующей машине мы уезжаем вместе с телохранителем. В голове не укладывается тот факт, что Осадчий напился. Это так на него не похоже. Размышляю об этом факте, пока еду домой, пока принимаю ванну и сушу волосы. И, кажется, начинаю догадываться, что именно его подкосило: компромат на Панкова. Андрей не из тех, кто пользуется низкими приемами. Это слишком для него. Ему не оставили выбора, и он изменил самому себе.
***
Долго не могу уснуть, ворочаюсь с боку на бок, размышляю. Раз уж благородный Андрей переступил через себя, что уж говорить обо мне, которую и раньше совесть не особо мучила по поводу подлога.
Видит Бог, я бы ни за что так не поступила в другой ситуации, но сейчас — не могу отказать себе в удовольствии.
На пятом курсе Андрей всех настроил против Оксаны, сейчас — моя очередь сделать то же самое. Пишу в общем чате, что нужно серьезно поговорить. Делаю скрины нескольких переписок, где Окси обидно высказалась по поводу нескольких девочек.
«Я больше не могу общаться с этим человеком, — пишу я, — она все время врет. Из-за нее я чуть было не лишилась бизнеса и мужчины. Она правда очень плохой человек».
Отправляю и замираю. Девочки реагируют моментально. В следующие пару часов выясняется, что каждой есть что рассказать про нашу общую знакомую. Мои щеки и уши пылают от стыда за нее.
Мы дружно ее баним везде, а я прекрасно знаю, что друзей у нее больше нет. Не Андрей испортил ей студенчество, она сама себе все портит. Узнав ее чуть ближе, хочется держаться как можно дальше.
***
Утром меня будит сообщение от Жанны: «Лидка, смотри, это повсюду!» И куча ссылок ниже.
Борясь со сном и предчувствуя неладное, я прохожу по первой из них и попадаю в какой-то малоизвестный интернет-журнал, в котором опубликовано то самое видео с Андреем и школьницей. От шока я едва не роняю сотовый, отказываясь верить собственным глазам. Подскакиваю на кровати, взбодрившись не хуже, чем после бега, душа и кофе. Листаю страницы.
Разумеется, у статьи громкий заголовок и ссылки на фирму Андрея. В тексте возраст девочки сильно преуменьшен, а образ жизни Андрея — дополнен несуществующими фактами.
Я зажмуриваюсь и трясу головой. Не может быть. Неужели это происходит на самом деле?
Панков обещал не раздувать скандал, но мы его разозлили и он разослал видео повсюду. Боже, что же теперь будет? Даже мысли не возникает, что я смогу наблюдать со стороны за распятием Андрея, как думала изначально. Что же сейчас творится у него внутри? Как отреагируют родители, друзья?
Дрожащими пальцами я набираю номер Осадчего — недоступен. Наверное, еще спит. Надеюсь, что спит.
Я быстро собираюсь и еду в гости. Рискую, потому что одна, но ждать Богдана нет моральных сил. Добираюсь благополучно и довольно быстро — раннее утро, выходной.
Мне везет, из подъезда практически сразу выходит девушка с белой болонкой, и я юркаю внутрь, вызываю лифт. На мгновение замираю перед дверью в квартиру — я впервые приезжаю к нему. Да еще и без приглашения.
Набираюсь смелости и давлю на кнопку звонка.
Долго давлю.
В какой-то момент отчаиваюсь — возможно, он поехал ночевать куда-то в другое место. Разворачиваюсь и направляюсь к лифту, как слышу щелчок. Дверь приоткрывается, на пороге заспанный лохматый Андрей.
Раздетый по пояс, в спортивных штанах. Босиком.
Он хмурится и щурится, рассматривая меня.
— Слава Богу, ты дома! — выдыхаю я.
— Полвосьмого, где мне еще быть в выходной, — он зевает, смотрит на меня. — Ну заходи, раз пришла, — открывает дверь шире, приглашая в квартиру.
Глава 41
Я мешкаю, рассматривая его торс. Нет, дело вовсе не в том, что Андрей хорошо сложен и подтянут, — это я знала и раньше. Сама трогала, гладила, множество раз целовала. Его грудь, бока, плечи — сплошь в черных, фиолетовых синяках. Ужасающее зрелище. Он прослеживает мой взгляд, беззвучно матерится.
— Заходи же, — кивает и направляется вглубь квартиры. Отмечаю, что спина пострадала не меньше. Пока я разуваюсь у порога, снимаю пальто и шарф, он успевает дойти до комнаты и достать из шкафа майку.
Я следую за ним, но не решаюсь переступить порог спальни, а это именно спальня: передо мной разобранная постель со смятыми простынями, на полу брошены вчерашняя рубашка и галстук, пиджак висит на спинке стула.
Молча поедаю его тело глазами, гадая, где он мог так сильно пострадать? Подрался, напился… кажется, Андрей Осадчий все же живой человек, способный переживать и ошибаться. Очень дорогой мне человек.
Он смотрит на меня, потом вздыхает:
— Ладно, жалей, раз приехала, — слегка улыбается, но по тону заметно, что сдается.
Уговаривать меня не нужно. Срываюсь с места и обнимаю его, пробегаю холодными пальцами по горячей коже, которая тут же реагирует, покрываясь мурашками.
— Если ты скажешь, что это последствия тренировки, я тебя убью, — мои глаза вновь наполняются слезами, он тихо смеется:
— Ты застала меня врасплох.
— Ты был в больнице?
— Все в порядке, переломов нет. Эй, — он обхватывает мое лицо ладонями и заставляет посмотреть ему в глаза. — Лидия, все хорошо, — его голос и правда чуточку расслабляет меня.
— Прости, что приехала без приглашения. Но ты ни разу не приглашал. Ты… всегда так категоричен, Андрей. — Его объятия становятся крепче, я осторожно прижимаюсь щекой к его груди, вдыхаю аромат кожи и закрываю глаза. — Я люблю тебя. Не было дня, чтобы я не пожалела о своем трусливом поступке. Надо было сразу тебе позвонить, как только увидела фотки. Потребовать объяснений. Я полюбила тебя давно, с нашей первой ночи. С тобой я всегда чувствую себя в безопасности. Но тебя… иногда так сложно любить. А мне самой… так сложно рисковать.
— Я рад, что ты здесь. На самом деле, я, наверное, каждый день тебя ждал.
— Надо было просто позвонить. Ты бы удивился тому, как быстро бы я приехала.
— Я не привык жаловаться.
— Так привыкай. Я здесь, чтобы поддерживать тебя, что бы ни случилось.
— Я обязательно привыкну. Обещаю, что теперь все будет иначе. Я всегда рвал отношения после первого же косяка, это было легко и без сожалений. До тебя. Яблочки, я слишком долго был один, но, поверь, мне осточертело одиночество. Прости мне мою категоричность.
Некоторое время мы молчим. Нашу тишину нельзя назвать неловкой, напротив, она расслабляет и успокаивает. Сказано многое. Дальнейшие объяснения будто и не нужны вовсе, мы все переварили, пока были порознь. Мы оба самодостаточны и эгоистичны, и если мы вместе, то только потому, что оба безумно хотим этого. Андрей прочищает горло и произносит другим тоном: — Где, кстати, Богдан?
