— Доброе утро.
— А? — обернулась я на неё растерянно. — Привет, Рит.
Она окинула меня ещё более внимательным взглядом. Купила и себе порцию кофе и встала почти вплотную со мной, чтобы другие сотрудники, тоже заряжавшиеся бодрящим напитком с утра, не могли услышать нас.
— А теперь рассказываем, Прибрежная, — сказала мне подруга. — Я такого лица у тебя никогда не видела. Не ври, что у тебя умерли рыбки.
— Не вру. Рыбки живы, — ответила ей и отпила кофе ещё.
— Рассказывай, — настаивала Рита.
Молча достала смятые бумажки из утреннего конверта и отдала ей.
— На. Читай.
Сазонова взяла из рук листы, разгладила и вчиталась в текст.
— Чего?! — спустя минуты две заорала она на всю комнату отдыха, а потом вспомнила что мы тут не одни и стала говорить тише. — Это нельзя обсуждать тут.
— Ну как бы да, — хмуро отозвалась я.
— До обеда подожди. Это ж капец, — покачала головой Ритка.
— Спасибо. Поддержала, — глянула на неё.
— Так. Не раскисать, ясно? Дел вагон. Пошли, переделаем все, в обед поговорим. Тебя итак тут все потеряли, пока Богдан болел.
Глава 9
До обеда я дотянула худо-бедно. А в перерыв Ритка утащила меня в кафе подальше. Пообедали на скорую руку, и она пересела на диван поближе ко мне:
— Ну? Что это «Письмо счастья» означает? Тихомиров в самом деле — отец Богдана?!
— Рит, ну кто отец, если он подаёт в суд? — довольно нервно спросила я, и Сазонова поняла, что задавать глупых и очевидных вопросов не стоит. — Он случайно стал его донором. Получается, биологически — да, отец.
— Вот это новости… — брови Ритки скрылись за чёлкой от удивления. — Но как это вышло?
Я коротко пересказала диалог с Давыдовым, а потом и встречу с Игорем лично. И о том, что закончилась она не очень-то хорошо…
— Клон, значит… Медики уже начали воплощать в жизнь своё мега-открытие.
— Да, клон, — подпёрла я подбородок рукой.
— Тогда это объясняет, почему вы оба попали в один и тот же центр. Только там занимаются данным вопросом. Ты еще и деньги немалые отдала за беременность.
Подруга не знала всех подробностей. Но теперь смысла утаивать я не видела.
— Рит, я не платила за ЭКО.
— По мед. показаниям сделали бесплатно? — догадалась она.
— Да. И сказали, что эмбрион создан не совсем стандартным способом. Но он обычный ребёнок. Мне хотели подсадить другого клона. Но ошиблись, и оплодотворили сыном Игоря. Такая вот история.
Сазонова вздохнула и почесала задумчиво макушку.
— Вот уж точно — история. Хоть кино про вас снимай. А потом он узнал как-то про ошибку и вышел на тебя?
— Да. Я не знаю как, но узнал. Теперь он требует права на ребёнка и опеку над ним, потому что у матери нет своего жилья.
— Ну подожди расстраиваться, — погладила меня по плечу Рита, видя, как я дёргаюсь. — Там обязательно будет психолог, который оценит положение вещей и поймёт, что он Игоря вообще не знает. Не отдадут ему Богдана. Пусть и отец, но он ему чужой, а ты мать.
— Правда? Психологи могут вступиться? — тут же уцепилась я за эту информацию как за спасательный круг.
— Конечно. Это же травма для ребёнка.
Я смотрела на нее, а спазм, сжимавший внутри органы всё это время, ослаб и отпустил. Дышать стало легче. Может и правда, не всё в этом мире можно решить деньгами?
— Но адвоката найми. Так вернее будет.
— Найму, — кивнула я. — Сегодня же займусь этим.
Мы немного помолчали, а потом Ритка снова заговорила:
— Нет, нууу… С одной стороны, я могу его понять.
— Игоря? — вскинула я брови в удивлении. — А меня кто-нибудь попытается понять в этой жизни?
— Да не бузи, — осадила меня подруга. — И тебя понимаю. Но ты не знаешь, какая была трагедия с его семьёй? Иначе бы так не говорила.
— Откуда бы мне знать? Мне не было это интересно.
— Да я тоже не коробочка для сплетен, просто я-то работаю давно здесь. И эти все события разворачивались при мне. Тихомиров пытался скрыть всё от прессы, но разве это возможно?
— И что с ним произошло? — спросила я, понимая, что речь сейчас пойдёт о его сыне.
— Ну про его ребёнка ты уже поняла. Но началось с того, что его жена разбилась на машине, вместе с водителем. Мальчик тогда еще был совсем маленький, и уже болел. Чем — никто не знает, Игорь ненавидит об этом говорить и скрывает подробности — ну ещё бы. Так вот, после потери матери, болезнь ребенка стала прогрессировать. Он искал способы помочь сыну, всё перепробовал, видишь, даже клона пытался сделать. Но ничего у него не вышло, и деньги никакие не помогли. Это было как раз четыре года назад. Когда ты забеременела.
Слушать это было очень тяжело. Мне вдруг стало больно за Игоря. Грустно и страшно за маленького мальчика, которого не спас даже такой всесильный папа. Невольно на глаза набежали слёзы. Ну за что мир так несправедлив? Даже к детям.
— Очень печально. Я бы никому не пожелала такой доли.
— Ну да. С тех пор он один. Успокоился, пришел в себя, вернулся к делам. Только зверем рычит, когда речь заходит о еще одной жене и ребёнке. Наверняка, ему говорили родные — женись снова, пусть жена родит тебе другого. Перестанешь так страдать. Но он никого не слушает. Тихомиров всегда всё делает по-своему. Теперь понимаешь, как его накрыло, когда он увидел Богдана? Как-то же он о нём узнал.
Кивнула. Руки дрожали от всей этой истории. И в моём сердце настырно поселилась жалость к этому мужчине, прямо ничего не могла поделать с собой. Стала смотреть на ситуацию иначе.
— Я понимаю. Мне безумно жаль его, но ведь он должен понимать, что мой Богдан — не лекарство от боли? Он даже по характеру, наверное, совершенно другой. Богдан — не его сын. По крайней мере, не тот же самый.
— Думаю, понимает. Но его бомбануло, Вера. Поэтому всё так.
Мы снова помолчали. Нет, он все же меня бесит больше, чем жалко его. Меня Игорь не пожалел. Он заставит, по сути, пройти всё тоже самое меня! А ведь должен тогда понимать, что это такое и что я испытываю сейчас.
— Я всё равно не отдам ему Богдана миром, — упрямо вскинула подбородок.
— Может, ты тоже слишком категорична, Вер?
— В смысле?
— Ну почему бы не дать ему шанс подружиться с ребёнком?
— Ну уж нет, — обрубила я Сазонову. — То, каким способом он требует права на него, меня злит. Это не Игорь нужен Богдану, а Богдан Игорю. А за сына отвечаю я. Вот пусть сначала попросит нормально.
