Дверь заперли! Я оказалась в ловушке в душной комнате-гробу. Почему Фиона заперла меня здесь? Почему?..
Тут я поняла то, что было очевидно с самого начала. Фиона вела себя необычно тихо, когда провожала меня через улей к самолетному ангару. Я была настолько глупа, что подумала, будто она не болтает, грустя из-за моего отъезда, но на самом деле Фиона мне лгала.
Она вела меня вовсе не в самолетный ангар. Фиона соврала, чтобы я добровольно пересекла с ней улей. Заманила меня в эту комнату, чтобы в ней запереть.
Зачем она это сделала? Зачем заключила меня в…
Ответ ударил точно молот. Меня заключили в эту комнату, потому что некомпетентные идиоты из службы безопасности морской фермы решили, будто я не жертва, а подозреваемая! Меня заперли здесь, чтобы жуткий носач мог прочитать мой разум. Возможно, эта штука ползает по моим мыслям прямо сейчас, сует нос во все личные воспоминания.
Правой рукой я забарабанила в дверь и гневно закричала:
– Носач! Носач! Я знаю, что ты читаешь мой разум! Как ты можешь считать меня подозреваемой? Как можешь верить, что я причиняла вред людям?
Я перестала стучать и уперлась взглядом в черные ленты, охватывающие поврежденную левую руку.
– Взгляни на состояние моей руки, носач. На ней не хватает трех пальцев. Думаешь, я сама это сделала? Я мечтала стать морским капитаном, как мои отец и мать, управлять собственной рыбацкой лодкой, а теперь никогда не смогу…
Говорить было слишком больно, поэтому я оборвала фразу и начала новую.
– Хочешь знать, что случилось в тот день? Вот что случилось!
Я сосредоточилась на острых, как бритва, воспоминаниях. Я знала, что они никогда не потеряют остроту. Я пыталась выкинуть их из головы, но даже когда обезболивающее затуманивало все остальное, они сохраняли жестокую ясность – живой кошмар, способный преследовать меня во сне и наяву.
Урок закончился, мы все встали и направились к двери. Мы с Перраном шли в конце группы, и он что-то спрашивал, когда его прервал голос:
– Список готов!
Мы поспешили к остальным, собравшимся в коридоре 1c7738. Список в центре доски объявлений бросался в глаза – вверху его я увидела свое имя. Я надеялась, что число рядом с ним окажется гораздо выше восьмидесяти, но поразилась результату – девяносто шесть! Следующие несколько секунд я купалась в восторге, а друзья поздравляли меня и обсуждали собственные результаты. Затем заговорил Перран:
– Джунипер, ты вновь во главе списка достижений. Хорошая работа!
Слова Перрана звучали похвалой, но я расслышала обиду в его голосе. Мой восторг от результата тут же угас.
– Сладость или гадость! Сладость или гадость!
Группа десятилеток, танцуя, прошлась по коридору, выкрикивая слова тонкими голосами.
Все мы инстинктивно заткнули уши, чтобы защититься от шума, а девушка слева от меня застонала.
– Хэллоуин закончился несколько недель назад, а они все не уймутся…
Остаток фразы я не услышала, поскольку Перран схватил меня за руку и потянул к столярному кабинету.
– Джунипер, мне нужно с тобой поговорить.
Мгновение я сопротивлялась, потом сдалась и пошла с ним. Нас опять ждал этот разговор. Перран ныл и дулся, пока я не соглашалась…
Нет. С меня хватит. На этот раз разговор пойдет по-другому. Несколько человек из класса предупреждали меня насчет Перрана. Они говорили, что он лишь притворяется моим другом, чтобы получить помощь в учебе. Говорили, что как бы я ни старалась, сколько бы времени ни проводила, тренируя его, он останется недоволен. Они оказались совершенно правы, и я прекращу это прямо сейчас.
Я стояла в столярном кабинете и смотрела, как Перран закрывает дверь перед людьми, разговаривающими в коридоре. Теперь компанию нам составлял лишь массив деревообрабатывающих станков.
Перран повернулся ко мне.
– Ты никогда не даешь никому шанса, да, Джунипер? Всегда должна возглавить список оценок.
– Если бы ты был настоящим другом, то порадовался моим успехам.
– Я радуюсь, просто думаю, кто-то другой тоже должен получить шанс на хороший результат.
Я вздохнула.
– То есть ты завидуешь моему успеху, потому что хочешь сам быть на вершине списка.
– Я не завидую, – с чувством превосходства сказал он, – и никогда не говорил, что мое имя должно возглавить список вместо твоего. Ты несправедлива ко всем нам.
Я попыталась сдержать гнев, но провалилась.
– Я несправедлива ко всем вам? Что ты предлагаешь? Чтобы я жульничала в оценках, как сделал ты два года назад?
– Конечно, нет.
– Тогда в чем несправедливость? Мы все пишем одни экзамены.
– Я тебе уже объяснял. Ты должна прекратить одержимо работать над улучшением собственных, уже великолепных результатов и потратить некоторое время на помощь другим.
Я покачала головой.
– Ты уже говорил об этом, и я согласилась с тобой заниматься. Но потом, с появлением нового списка, ты огорчился, поскольку опять оказался на втором месте, и захотел, чтобы я работала с тобой вдвое больше. Я согласилась и на это.
Я пожала плечами.
– Результаты этого экзамена висят на доске в коридоре. Твой прежний балл равнялся семидесяти, сейчас он дошел до семидесяти девяти. Я надеялась набрать больше восьмидесяти, но так много готовилась вместе с тобой, что получила девяносто шесть.
Я помолчала.
– Мы установили, что я помогаю тебе добиться лучших результатов, но при этом и сама сдаю лучше, поэтому ты опять недоволен. Так чего ты хочешь на самом деле, Перран? Что я должна сделать ради справедливости? Ты просишь, чтобы я намеренно ошиблась на экзамене и ты хоть раз возглавил список?
Он вспыхнул.
– Не надо ошибаться специально, но ты могла бы отвечать не слишком точно.
– Этого не будет, – горячо отказалась я. – Я не жульничаю на экзаменах, не изображаю дружбу, чтобы чего-то добиться от других, и не подделываю оценки. Если тебе не нравятся мои высокие результаты, это твои проблемы, а не мои.
Из коридора донесся общий вопль:
– Сладость или гадость!
Перран взглянул на дверь, потом опять на меня и рассмеялся.
– Сладость или гадость! Эти дети правы. яцччьх Если ты не хочешь мне помочь, то заслуживаешь наказания.
Он схватил меня за левую руку и потянул к ряду станков.
– Сладость или гадость, Джунипер!
Перран впихнул мою руку в тиски ближайшей машины. Я знала, что электричество отключено, но нас всех учили, насколько опасна эта техника.
Затем послышался шум оживающего станка и мой собственный крик, крик, крик!
