Полина сама проворно вытащила из-за пояса рубашку и разгладила, специально дотрагиваясь до члена ладошкой. Я перехватил и стиснул запястье.
— Предлагаю прогуляться до магазина.
— Без трусов?
— Это наказание, не забывай. С условием. Никто, кроме меня, не должен знать об их отсутствии.
Лина закатила глаза, но тут же озорно улыбнулась, крутнулась, задев мое не в меру чувствительное место задницей, и проворно выскочила из комнаты.
Так, дядя Саша, кое-что ты все же прояснил — у тебя на нее торчит, еще как торчит, того гляди взорвется. Но вот что больше заводит девчонку — я или Тема, еще не выяснил. А до конца сегодняшнего дня мне бы хотелось узнать.
— Кость! — крикнул я с лестницы вниз. — Я только рубашку сменю на майку и бегу.
Еще успею передернуть. Судя по своему состоянию, кончу я быстрее, чем расстегну пуговицы чертовой рубашки.
* * *
Через полчаса я пожалел, что не закончил наказание, когда было возможно. Вся игра резко закончилась для нас за порогом комнаты, осталась только неловкость и напряжение.
Я наблюдал за скованным передвижением Полины, придерживающей широкий подол платья, разлетающийся от случайного ветерка. Возбуждение определенно прошло, осталась только нервозность.
А я совсем не этого хотел добиться. Чего хотел? Наверное, поймать ненормальную реакцию на непривычные обстоятельства. Остался бы сам возбужденным, если бы не передернул?
Я — да. Меня даже сейчас заводила мысль, что она на расстоянии вытянутой руки, без нижнего белья, в весьма легкомысленном платьишке. А Полина? Судя по её состоянию, возбуждение спало и при такой нервозности вряд ли вернется.
Нормальная реакция? Да. Показывает ее ориентацию на меня или на Тему? Нет.
Промах, Саня, промах.
— Идите уже в баню, а мы с Полей пока ужин приготовим и накроем. Поможешь мне?
— Конечно, мам…
Я еще надеялся прекратить её мучения.
— Кость, если тебе привычнее с Мариной в баню, то я могу после вас, — улыбнулся, намекая, что ради меня жертвовать возможностью уединиться с женой не стоит.
— Маринка париться не любит! Знал бы ты, с какой радостью я жду тебя по субботам.
— С такой радостью, — вмешалась Марина, — что готов даже в воскресенье затопить, если ты вдруг в субботу не приезжаешь.
Я усмехнулся и похлопал Костяна по плечу.
— Тогда я наверх, за полотенцем, и сразу к тебе.
Выходя, успел кивнуть Полине. Если сможет, поднимется следом. К счастью, смогла.
Я перехватил ее у лестницы и затащил к себе.
— Что?
— Наказание закончено, но ответь мне: тебя не заводила ситуация?
Полина поморщилась, отводя взгляд:
— Скорее раздражала.
— А если бы ты знала, что в любой момент я могу сунуть руку тебе под юбку?
Она пожала плечами, потом задрала подбородок:
— Суньте. Чем сейчас не момент?
Действительно? Я же хотел, так почему нет.
Всего-то сжать ей горло, прижать к стене и… Вот она уже выдает себя дыханием и расширенными зрачками: я или моя грубость? Как отделить себя от Темы, чтобы понять, что заводит маленькую девочку Лину?
И все же убрал руку, легко погладив шею. Скользнул по плечу, чтобы удержать, и только потом опустил другую руку на бедро, медленно скользя по нему вверх и задирая подол. Полина ждала, просто ждала, когда я доползу рукой до ее плоти. Чтобы тоже узнать реакцию?
— Что ты сейчас чувствуешь?
— Не знаю.
— Ты хочешь меня?
Снова легкое пожатие плечом, скорее дёрганье.
— Не знаю… Я сейчас больше думаю, что мама ждет меня готовить ужин.
А вот это странно… Наверное, будь она в меня влюблена, то текла от одной близости. Разве нет?
— А так? — скрипнул я, резко перехватывая Лине горло, сдавливая и вжимая телом в стену.
В ответ рваное дыхание, на мгновение испуганный взгляд и полное подчинение. А я продолжаю грубо вклиниваться коленом между ног, раздвигая и насаживая на бедро, чуть сдавливаю ягодицу и толкаю на себя, чтобы Полина скользнула мягкой плотью по грубой ткани джинсов.
И вот тогда она закатывает глаза и издает тот самый звук секса, который немедленно заводит меня.
Черт, в какой момент включается игра, и отключаются нахрен мозги? Почему сейчас важнее дать этой девчонке то, что она от меня ждет? Меня уже не смущает ни место, ни время… Мне похер, что ее отец ждет меня внизу, плевать, что я тискаю в отведенной мне комнате дочь лучшего друга…
Потому что самое важное сейчас, чтобы она кончила в моих руках и сползла к ногам, заглядывая в глаза с благоговением. Я, сука, хочу испытать это еще раз! И много, много раз еще.
Под тяжелое срывающееся дыхание, мы тремся друг о друга, пытаясь спаяться каждым миллиметром тел. Я чувствую её напряженные соски, она, уверен, чувствует вздыбившийся член, тычущийся в живот, трущийся о бедра. Но главный танец происходит на кончиках пальцев порхающих на влажных складках. Играть на этом инструменте я умею виртуозно, раздвигая плоть и пощипывая, оттягивая и сминая ладонью. Мне нравится окунать пальцы в горячую смазку и распределять шелковистые капли по складкам, к точке кипения, когда даже при легком касании влажных пальцев, она начинает шипеть…
Я улыбаюсь, наблюдая за меняющимся лицом Лины. За ее жадностью до ощущений и удивлением, нетерпением и неверием, что все закончится хорошо.
— Хочешь? — выдыхаю ей ухо и прикусываю мочку. — Сейчас? — прохожусь языком по ушной раковине и тут же ловлю многократный кивок.
Конечно, хочет, течет как сучка. Её игра заводит не меньше, чем меня.
Я оглаживаю клитор пальцем по кругу и зажимаю его подушечками, кручу, сдавливаю и ловлю всхлипы Лины. Только потом жёстче фиксирую у стены и интенсивно тру ладонью плоть, скольжу пальцами в смазке, раздражая клитор трением и давлением руки.
Лина охает и выгибается, пытаясь сдвинуть бедра, но я удерживаю её у стены, убирая руку с шеи и закрывая ладонью рот, не прекращая терзать плоть.
— Глаза открой. Смотри на меня.
Я довожу ее до оргазма, утопая в огромных бездонных зрачках, не замечая впивающихся в ладонь зубов, гася вскрики заходящейся в спазмах удовольствия Лины.
Да, девочка, вот так обычно и кончается игра… В миксе смазки, слюны, спермы и крови… И от этого микса взрывает мозг и коротит тело. И кажется, что выжить после такого невозможно, а повторить нереально… Но каждую следующую сессию ты возвращаешься за повторением, потому что сидишь на этой дозе намного крепче, чем думаешь.
Что же, я всё себе уяснил.
