А Катя, как воровка, поймавшая артефакт, распахивает свои сумасшедшие затуманенные глаза, охает, сексуально округляя ротик, и сжимает головку, вызывая дикие судороги по всему телу.
Черт, теперь охаю я и не могу разогнуться, понимая, что близок к взрыву как никогда.
— Остановись, — еле успеваю процедить сквозь зубы. Блядь, мне нужна пауза, я хочу быть в ней, когда…
Успеваю почувствовать, как ее пальцы своевольно перехватывают член у основания, ведут к концу и ору, выплескивая семя еще до того, как ее рука достигает головки. И не могу остановиться, теряя память, разум и рассудок. Есть только я на кончиках ее пальцев, есть она, продляющая мои охренительные мучения, есть смысл в том, что только так и только с ней, я могу умирать и рождаться заново…
И, сука, через две минуты я окончательно понимаю, что не могу жить по другому, не смогу жить без неё.
* * *
— Это ничего не значит, — неуверенно бормочет Катя, все еще пряча лицо у меня подмышкой.
— Неужели? — обессилено насмехаюсь я. — Это уже всё поменяло, ты не можешь не понимать…
— Я не гей!
— Знаешь, я тебе верю. Я же тоже не гей. Но иногда видимо инстинкты и чувства дают сбой.
— У тебя?
— Наверное у меня, раз я хочу только тебя… Если ты ничего важного от меня не скрываешь.
Она промолчала. Вот упрямица.
— Сам не хочешь получить разрядку? — закинул я пробный шар. — Не уверен, что я… ну… Короче, одно дело вылизывать любимую девочку, и другое настроиться, чтобы взять в рот… Ну ты понимаешь.
Она покраснела и снова зарылась подмышку. Господи, как же хорошо! Сколько еще она будет прятаться? День? Два? А потом я получу её всю без остатка.
— Я тоже не готов.
— Тогда у меня предложение. Что если нам провести день вместе?
— Нам? Где?
И я не выдержал, захватил её лицо рукой и поцеловал кончик носа.
— Где хочешь побывать? В Париж хочешь? Можно в Грецию слетать, искупаться в море. У меня есть яхта: днем проведем в открытом море, а вечером высадимся в Монако и сходим в казино.
Я то думал, что Катя всю оставшуюся жизнь будет прятаться у меня под мышкой. Но я ошибся.
Она отпрянула, хоть и недалеко, моя рука продолжала держать ее за подбородок. Но вот Катя качнула головой и рука упала.
— Нет. Ничего не надо! Вы не можете в обществе появиться с парнем. О вас тут же пойдут лживые сплетни!
Именно. Мое предложение она расшифровала верно, но сделает ли выводы? Признается ли?
— Зато могу появиться с женщиной…
Ну же давай!
— Зачем вам я?
Черт, похоже не обойтись без разговоров по душам. Никогда не любил.
— За этим, — я перехватил ее запястье и положил себе на грудь, убедился, что она смотрит на наши руки, только потом повел ее ладонь ниже, сам еле сдерживаясь, чтобы не закатить глаза и не застонать от прошибающих разрядов по позвоночнику.
Когда наши руки дошли до пресса, она первая не сдержала прерывистый вздох.
Да, черт, ты тоже сносишь мне крышу. Рад, что у нас это взаимно.
И все же зажмурился, когда довел её ладонь до лобка и сжал ее пальцы вокруг члена.
— Поэтому. У меня с самого начала на тебя нездоровая реакция. И я хочу, чтобы между нами не осталось никаких недоговоренностей, — прохрипел я, теряя настрой сейчас дожимать Катю, пока она дожимала меня.
И снова я перехватил инициативу, прижав ее к себе, удерживая за точеные, такие изящные скулы, надавливая пальцем на подбородок, чтобы открыть ей рот, и уже без тормозов наброситься, срывая всю накопленную страсть.
Девочка моя, такая сладкая, хрупкая, такая текучая в моих руках и податливая.
Я попытался подмять ее под себя, даже не ожидая встретить сопротивления, но Катя и тут меня удивила, надавив на плечи и оседлав сверху.
Да ладно? У меня от перспективы трахнуть ее по-настоящему закипела кровь. Я перехватил руками ее бёдра и толкнулся между ног, выгибаясь от импульса разрядки, чувствуя, как колючие мурашки разбегаются от задницы по ногам.
Её алиби трещит по швам, ни один парень не выдержал бы такое давление между ног, а я еще от нетерпения поддаю вверх и сильнее сжимаю ее бедра, чтобы она чувствовала весь размер моего невыносимого напряжения.
И она реагирует, стоном, слабостью, затуманившимися глазами. Я подтягиваюсь из пропасти, чтобы не пропустить ни одной секунды ее перевоплощения из ненастоящего мальчика в самую нахрен настоящую женщину. В самую желанную. В самую сексуальную.
И с упоением слежу, как от очередного моего выпада и насаживания на член, пусть только имитирующего, через все еще не пускающие внутрь нее штаны, по телу Кати бежит дрожь. Я трусь о ее промежность, а она выгибается, вздрагивает и стонет, закатывая глаза и закусывая пухлые губы. А в следующее мгновение не выдерживаю я и роняю ее себе на грудь, чтобы самому впиться в эти греховные губы, сосать, терзать и раскрывать для себя. Трахать между ними языком и продолжать искушать трением паха.
Давай, девочка, сдавайся! Ты же мокрая насквозь — парни так не текут, уж можешь мне поверить…
И тут чертовка кусает меня за нижнюю губу, ловко сползает по груди вниз, оставляя влажную дорожку от шеи до самого низа живота и… о, нет!…
О… блядь… да-ааааа!
Когда ее губы накрывают пульсирующий конец, и я чувствую влажность ее рта, изворотливый язык, огибающий конец по кромке, дергающий уздечку, я нахрен падаю навзничь на постель и теряю ориентацию в пространстве.
Как будто мне не делали минет. Да тысячу раз!
Как будто рот — это предел мечтаний недотраханного подростка.
Как будто я не хотел вот также глубоко войти в другое её влажное место. Но и тут она меня уделала!
И несмотря на то, что это просто минет, просто ртом, для меня остается пронзительным факт, что это её рот, моей Коли…
В помутневшем рассудке, остались только рваные чувства и потребности. Я гнался за очередным своим взрывом, на который она сама меня подписала. Бессознательно ерошил ей волосы и насаживал глубже, задыхаясь от ударов концом в её гортань.
Наверное, она терпела, и задыхалась, и давилась, но каждый издаваемый Катей звук был для меня еще одним броском на ограждение под током… А там, за сеткой, обрыв.
В какой-то момент давление изнутри перекрыло все ощущения разом, сосредоточившись на слишком чувствительной головке, по которой щелкнул её острый кончик языка.
Я заорал, выстреливая все накопленное желание в этот сладкий рот, сжимая руками её лицо, по инерции все еще двигаясь за щекой, растягивая её пухлые губы и снова кончая от этой грязной, пошлой и такой охренительной картины.
