— Ну так у вас сейчас будет критическая ситуация. Зовите. Машу или Мишу?
— Катю.
— Мне все равно.
И спустя восемь месяцев мне действительно было уже всё равно. Я наконец-то перестал вздрагивать при упоминании её имени.
Но от запаха я вздрогнул, не сумев абстрагироваться от накрывших воспоминаний.
Глава 22. Счастье в небесах
— Катя, на четвертом Д проблемный.
— Что там?
— Другие наушники хочет.
— Дай.
— Ему большие вкладки нужны, где я их возьму? Просил позвать тебя.
Я дважды глубоко вздохнула, как советовал мой психиатр, вытерла в момент вспотевшие ладони об униформу, натянула самую благожелательную улыбку и подошла к месту четыре Д.
— Добрый день, меня зовут Екатерина, чем могу помочь?
Пассажир вздрогнул и даже не поднял заросшую голову.
— Наушники, — прохрипел он осипшим голосом, а у меня от него странно завибрировало, выбивая из спокойно-сосредоточенного состояния. — Мне эти не подходят.
— К сожалению, других на борту самолета нет.
— Жаль.
— Что-нибудь ещё? — я продолжала улыбаться одними губами, не в силах поверить, что назревший скандал вот так легко уладился.
— Да. Нет… Больше ничего.
— Приятного полёта.
Я развернулась, облегченно выдыхая, по ходу улыбаясь другим пассажирам, но не в состоянии унять часто бьющееся сердце. Каждый рейс у нас были случаи, когда мне приходилось подключаться и улаживать конфликтные ситуации, и для меня это был стресс. Но доктор настаивал, что коммуникацию важно вернуть, научиться отвечать на стрессовые ситуации, уметь быть услышанной. И я ему верила. Только все еще воспринимала такие случаи как испытание.
Я вернулась в кухню-буфет, чтобы не мешать девочкам готовить пассажиров к полёту, когда поняла, что пассажир четыре Д следовал за мной, и сейчас стоит в проёме, загораживая выход.
Паника накрыл за секунду, а в следующую я уже улыбалась заросшему пассажиру, отступая к пульту с сигнальными кнопками.
— Вам лучше занять свое место, скоро взлёт.
— Ну, Коля… Купидон хренов!
Некоторые ситуации выше моих возможностей. Я как рыба хватала ртом воздух, пытаясь вздохнуть и не провалиться в надвигающую темноту, но не смогла. Ноги подкосились и в глазах потемнело.
* * *
— Катя, Кать… Зай? Воды? Держи. Не торопись… Черт. Я не думал… Не знал. Твою мать. Катька!
Бергер сжимал меня в своих медвежьих объятиях, а я все никак не могла поверить. Руки и ноги дрожали, в голове сквозь вату думалось тяжело… Ведь Алексей никогда не летает регулярными рейсами. Никогда!
Зарос… Одет как из сэконд-хэнда. Что с ним случилось за это время?
Я лихорадочно трогала его лицо, боясь поверить, что снова встретилась с ним. Обгоревший, обветренный, густая местами клочкастая борода, длинные волосы с отдельными закрученными дредами. И темные пронизывающие глаза. Это всё он. Бергер.
— За что, Кать? Что я, нахрен, такого сделал, чтобы так?..
Я снова плачу. Сколько дней проплакала, когда тайком сбежала от него, зная, что сейчас ему просто некогда нянчиться со мной. Что оставляю его в самом эпицентре проблем. Я думала, что выплакала все слёзы, когда уговаривала себя отпустить Бергера из сердца, но так и не смогла.
И вот теперь он так близко! Он держит меня в руках, прижимает спиной к перегородке, и я чувствую его жесткость и нежность. Меня затапливает счастье и что-то еще, плохо управляемое и контролируемое.
Паника?
Истерика?
— Зачем?
— Прости…
— Снова сбежишь?
— С самолета?
— Я теперь ни в чем не уверен. Если у тебя есть парашют, то можешь и сигануть…
Смех вырвался из легких и тут же оборвался, под давлением смешанных чувств. Нет, я не хотела больше сбегать от него, но не была уверена, что мне разрешат остаться. Полагаю, его тоже терзали подобные мысли. Бергер не отпускал меня, ощупывал, прижимал к себе, наклонялся, но не целовал.
Господи! А если он женился? Если он летит к невесте, а тут я…
За все восемь месяцев, пока я была в клинике, потратила все деньги, вырученные от продажи фирм мужа, искала работу, чтобы закончить курс у психиатра, я запретила себе искать информацию о Бергере. Я не могла. Мое сердце бы разорвалось, если бы узнала, что он продолжает свою жизнь как раньше, только без меня. Словно в его жизни никогда и не было Кати, переодевшейся в Колю.
Да, я желала ему счастья! И если нашел его с другой…
— Я устала бегать, — прошептала на выдохе и в следующую же секунду задохнулась от голодного поцелуя, от настойчивого проникновения, от грубого захвата рта языком.
Как же я скучала. Как же долго я умирала без него!
— Стой. А невеста? — я чувствовала, как лихорадочно горят щеки, и меня меньше всего заботила моральная сторона вопроса, но я не хотела, чтобы он потом пожалел о сиюминутной страсти.
— Моя невеста? — сдавленным голосом выдавил он. — Она вернула кольцо. Думаешь, если я второй раз попрошу её стать моей женой, она согласится?
И снова слезы навернулись на глаза. Я стиснула его драную джинсовую куртку и закивала, потом замотала головой.
— Я? Но я все еще чужая жена… Я не успела… Ох, Алёша. Я так боялась, что ты уже женился…
— Очень долго не мог найти тебя, моя чужая жена.
Бергер отстранился, оттянул ворот майки и дернул золотую цепь на шее. Та порвалась и выскользнула из брелка, который Алексей удерживал в руке.
— О…
Я узнала свое колечко с гроздью винограда, обвивающее ободок. И он все это время носил его при себе? На груди?
Как же я люблю его!
— Ты примешь? Согласишься?..
— Да. Да-да-да! — я кинулась ему на шею, уже не сдерживая рыдания и завывания, рвущиеся из груди.
— Кать! Взлёт. Давай инструкцию.
Я еще плакала, пока Бергер надевал на пальец кольцо, брал с меня клятву, что я не помчусь тут же за парашютом и не спрыгну с самолета. Видела, как ему трудно отпустить меня и вернуться на место четыре Д.
— Ты сможешь во время перелета посидеть со мной? У меня место свободно.
