— Что с ними?
Блин, его взгляд потяжелел, давление пальцев ослабло, большим фриц провел по губе и я ойкнула. Чувствуя легкую боль от обожженных чертовым чаем губ и офигивая от собственной реакции на близость фрица.
— Они припухли.
Ёпт, если он не заткнется, то у меня припухнут не только эти губы.
— Это чай.
Хер-профессор дернулся, отступая от меня и резким движением откидывая челку со лба.
— Я немного запустил твое обучение. А ты пьешь слишком много чая в обществе моей матери. Исправим. Завтра вечером с тебя сочинение по Карениной.
— Я не дочитала.
— У тебя вся ночь и день впереди. За это время и губы заживут без чая.
Вот не думала я, что фриц может быть таким язвительным.
* * *
Мутер подключилась утром. Пришла на завтрак, Ганс сразу накрыл на три персоны, немец очень удивился, завидев за столом мать.
— Доброе утро.
— Доброе, — припечатала она, и я приготовилась к развлечению.
— Присоединишься? — продолжал играть в манеры фриц, хотя мутер уже вовсю разливала чай и намазывала сыр на булку.
— Да, спасибо. Ты тоже присаживайся. Елена, поухаживай за герром профессором.
Я натянула улыбку, ойкнула, моментально поймав взгляд немца на моих губах, покраснела и чуть не пролила чай. Мне просто повезло, что мутер была поглощена предстоящим разговором.
— Андрэ, ты знаешь, как я тебя люблю…
— Конечно, — он напрягся. Ну еще бы, с такого подхода даже я напряглась!
— Как не жалею времени и сил.
— Мам, не начинай. Или переходи сразу к делу. Чего ты хочешь?
Какой он все-таки прямолинейный, мой фриц.
— Хорошо, Андрэ. Твоей мутер взбрело в голову, что мы слишком редко видимся. Я скучаю. Готова терпеть твою работу на неделе, но не в выходные же, когда все дома, а ты снова сбегаешь на работу.
— Прости, у меня начало учебного года, попечительский совет, совещания в министерстве, проверки, ремонты… Мам, ты лучше меня знаешь, как начинается каждый учебный год! А в этом году еще и она.
Немец кивнул на меня. Но я то тут причем? Учебный год вроде бы и без меня начался также как и со мной.
— Я понимаю, милый, но это не уменьшает моей тяги к тебе. Я все равно скучаю. К тому же старая уже. Вот если бы у тебя была семья… Дети… А я бы нянчилась с внучатами.
Ей-богу, мутер пустила слезу! Да не может же она?… Или может?
— Не начинай, — настроение профессора начинало портиться, а я намазала на его булку масло и абрикосовый, его любимый, джем. — Спасибо. Мам, мы уже поднимали эту тему, и я не желаю повторяться.
— Я же просто уточнила. Вдруг с последнего разговора что-то изменилось.
— Ничего.
— Как скажешь.
На минуту воцарилось молчание, после чего мутер подытожила:
— Но чтобы меньше тосковать по тебе, завтракать отныне я стану с вами. Ты же не откажешь своей матери?
О, какое выражение лица стало у фрица! Жаль он отнял мой телефон обратно, а то сделала бы фото. На память.
Но мутер он, конечно, не смог отказать. Мать же.
— Елена сегодня дочитывает Каренину. Посади её где-нибудь в уголке, пусть проговаривает слова старательнее.
— Хорошо, Андрэ. Йогурт не будешь? Домашний.
— Он не любит йогурты, — вставила я, доливая ему в чашку черное кофе.
— Но это домашний. Ганс сам его делает. Без всяких добавок и с абрикосами!
— Спасибо, мутер, но я даже с золотой пыльцой есть йогурты не буду.
Он поднялся из-за стола, сделал шаг к матери, наклонился, придерживая галстук, и поцеловал, потом также склонился в мою сторону, и я застыла, боясь пошевелиться.
Сердце забилось в груди и эхом отдавалось в уши, заглушая все звуки. Спина сама собой выпрямилась, шея вытянулась и даже губы, сложились в куриную гузку.
Неужели поцелует?
При матери?
Глава 7. Непроходимая деревня
Её запах преследовал меня до сих пор.
Что это? Что-то с апельсином. И мятой. И чем-то еще, неуловимо знакомым, из-за чего я сижу уже пятнадцать минут, и смотрю в прострацию, пытаясь вспомнить этот аромат.
— Андрей Оттович, проверяющий закончил.
Я смахнул наваждение из видения Елены, тянущейся ко мне и подставляющей губы, все еще болезненно красные и опухшие. И мой предательский отклик. С чего бы?
— Приглашай.
Сегодня я заканчивал с пожарниками, в пятницу Роспотребнадзор и можно открывать двери Академии.
— Ну что ж, у вас много критических нарушений. Ознакомьтесь с предписанием и готовьтесь: будет не только штраф, но возможно закрытие учебного заведения.
Сердце ухнуло вниз, но я выдержал паузу, прежде чем принять несколько листов предписания и заговорить.
— Присаживайтесь. Я уверен, что все выявленные недоразумения мы решим. Вера, приготовьте мне чай и…
— Крепкое кофе, — ответил проверяющий, и я, сдержав гримасу, кивнул секретарю.
Вот теперь нужно найти тот пункт, который я «не смогу» исправить по предписанию и узнать «цену», чтобы он не фигурировал в акте.
Закрытый на замок запасной эвакуационный выход. Черт!
Я отметил карандашом инициалы завхоза. Злит, что знал же о проведении проверки и не открыл запасные выходы!
Отсутствуют планы эвакуации в левом крыле на втором и пятом этажах. Это тоже прокол завхоза. И тоже не тянет на закрытие академии, даже на штраф не тянет.
Ширина лестничных пролетов не соответствует стандартам по эвакуации людей в местах массового скопления.
Так-так. Я поднял взгляд на проверяющего, тот цепко следил за мной и моей реакцией. Значит, вот что мне вменить собираются. Ширину лестниц, твою мать!
Лаковое покрытие столов… Отсутствие сертификата подтверждающего степень огнеустойчивости… Эвакуационное освещение неисправно…
Металлические ставни на окнах первого этажа по фасаду здания цельнометаллические, препятствуют эвакуации людей, находящихся в здании.
Ну всё. Я решительно отложил предписание, улыбнулся проверяющему и Вере, накрывающей нам чай и кофе. Как только она вышла, я придвинул ближе к гостю пиалу с печением и конфетами, и аккуратно стал прощупывать почву.
— Вы в нашей академии впервые?
— Какое это имеет значение?
— Абсолютно никакого. Мы не первый год открываем двери для абитуриентов, перед этим каждый раз проходим проверки.
