— Ты не против?
— Нет.
Он наливает виски в стакан и залпом осушает половину. Я вижу, как ему тяжело, замечаю, как он хмурится, как до скрежета сжимает челюсти и пытается взять себя в руки. Матвей отпивает еще, осушает бокал и наливает еще, после чего я хватаю его за руку.
— Давай поедим, ладно? Не нервничай, пожалуйста, потому что я тоже начинаю паниковать.
— Прости, — Матвей крепко сжимает мою руку и кивает: — давай поедим, ты права.
Я знаю, что едва ли смогу есть, но преодолеваю себя и заставляю съесть хотя бы пару кусочков. Матвей сдерживает слово и съедает почти все, делает мне комплимент, говоря, что я, кажется, приготовила все даже лучше, чем наш повар, после чего предлагает:
— Давай переместимся в гостиную.
— Хорошо.
Матвей усаживается на диван и ставит перед собой стакан с виски. Благо, бутылка остается на кухне. Я забираюсь к нему с ногами и укладываюсь в позу лотоса: так животик совсем не мешает.
— Я много терял в своей жизни, Вероника. Любимую девушку, ребенка, еще одного ребенка, мать. Я устал от потерь, Ника. Я жутко от них устал. И ты с беременностью просто как кол в кровоточащую рану, — он вздыхает. — Я подумал, что проще не привязываться, забить и просто относится к тебе как к пациентке. Я даже отказался от того, чтобы говорить тебе что-то, но когда я понял, что ты можешь потерять ребенка… да и вообще пострадать сама. Я хреновый рассказчик, да? — он поворачивается ко мне и усмехается.
— Пока мне понятно только то, что ты боишься за ребенка.
— Я боюсь за вас всех. И ты… ты тоже стала тем, что мне дорого. Ты непосредственная и особенная, Вероника. Настоящая.
— Расскажи мне о ней, — прошу тихо. — О той, кого потерял. Если можешь, конечно.
И он рассказывает. Без подробностей, сухими фактами, но я чувствую его боль, знаю, каково это потерять то, что тебе дорого.
— А потом? Ты сказал, что потерял еще одного ребенка.
— Да. Я не смог его спасти. Тяжелые роды, сильное кровотечение, я тогда еще был не настолько опытным, хотя тоже повидал немало. Не умел отключить чувства, Вероника. Поддался панике. Это не было моей ошибкой, но я всегда буду винить себя за то, что полез принимать роды у той, которая носила моего сына.
— Вы были парой? — спрашиваю, потому что он ничего не сказал о ней.
— Нет, — Матвей мотает головой. — Она была той, кто должен был родить мне ребенка. Я хотел воспитать сына или дочь. Не получилось. А потом Света… и ребенок с синдромом Дауна. Черт, это рок. Я когда понял, что и ты от меня беременна, первым делом проверил все анализы, скрининги, все, заставил сдать все дополнительно. И ничего, понимаешь. Все отлично. Дети здоровы, но… я до сих пор не хочу привязываться, Вероника. Ни к тебе, ни к ним, но меня тянет. Ты тянешь. И я вижу, как ты страдаешь, знаю, как тебе больно, и понимаю, что это вредно для детей.
Он запускает руки в волосы и встает, отходит от дивана на несколько шагов и чертыхается. Подходит ко мне ближе и опускается на колени у моих ног.
— Прости меня, — его руки крепко сжимают мои, он целует мои ладони и прижимает их к своему лицу. — Прости, Ника, пожалуйста. Я не хочу больше терять.
— Зачем контракт? — решаю спросить то, что меня волнует. — Зачем это, если я дорога тебе? Зачем запугивания, угрозы?
— Я не горжусь этим, — спокойно говорит он, и я вижу, как его кадык дергается, — я не принц из сказки и часто поступаю дерьмово. И контракт то, чем я не могу гордиться и за что ненавижу себя до сих пор. Я думал, что смогу, что все будет честно, Вероника. По договору. Связал себя как мог и не устоял. Не смог. Я дурак, да.
— А Ира, Матвей? Что с Ирой?
Я вижу, что это то, о чем он не хочет говорить, то, что доставляет ему боль и дискомфорт, поэтому еще больше напрягаюсь. Он рассказал о смерти детей, о том, как умерла его девушка и что ему пришлось пережить, но Ира… неужели там все еще сложнее? Но что?
— Расскажи мне, пожалуйста, Матвей.
— Им нужен ребенок, Вероника. Девочка.
— Но, зачем?
— Ты носишь ребенка Олега, — признается Матвей, и я не могу поверить в то, что он говорит.
Глава 41
— Ты уверен? — спрашиваю слегка срывающимся от волнения голосом. — Уверен, что они не смогут забрать ребенка?
У меня до сих пор не укладывается в голове то, что я узнала. Ира моя подруга. Мы вместе ходили в школу, потом поступили в университет, мы практически никогда не расставались. И знать, что твой лучший друг поступил вот так… невыносимо.
— Законно не смогут, — отвечает Матвей.
Я смотрю в одну точку и все еще не могу прийти в себя, не могу принять то, что узнала. Это ведь неправда. Вымысел. Бред.
— Эй, — Матвей берет меня за руку. — Иди ко мне, — он слегка тянет меня на себя, и я поддаюсь. Встаю на колени и перебираюсь ближе к нему, но мужчина поднимает меня и укладывает у себя на руках. — Мы все решим, слышишь? Все хорошо. Наши дети будут в безопасности.
Я сижу у него на коленях и чувствую, как его руки крепко обнимают меня за талию и прижимают к себе. Матвей утыкается в мое плечо и проводит губами по моей шее, запечатляя нежный поцелуй.
— Я не прошу, чтобы ты простила меня прямо сейчас, — нарушает он тишину. — Я буду рад, если у тебя вообще получится это сделать.
Я решаю промолчать и молча обнимаю Матвея. Не знаю, сколько мы сидим вот так, тесно прижавшись друг к другу, но когда я открываю глаза, на улице уже утро, а я лежу на своей огромной кровати. Одна. Оглядываюсь и вижу, что подушка рядом нетронута, значит, Матвей спал в другой комнате.
Я удивлена и это мягко. Почему-то думала, что он останется со мной, но тот факт, что он предпочел уйти несказанно меня радует. Значит, действительно чувствует за собой вину и надеется ее искупить. Я улыбаюсь и потягиваюсь в мягкой постели. Воспоминания об Ире и Олеге резко дают о себе знать, но я гоню их прочь.
Надеюсь, что подруге и ее мужу не удастся испортить мою жизнь, хотя желание поговорить с ней один на один и узнать, что же такого я ей сделала, что она решила пойти на такое, все еще теплится в глубине души. Я до сих пор не понимаю, как случилось так, что мне провели ЭКО с материалом Олега, но осознаю, что это точно не случайность. Муж Иры влиятельный бизнесмен, который вряд ли бы разбрасывался своей спермой направо и налево, значит… все было куплено?
