Я не хочу его трогать, поэтому встаю и прощаюсь, говоря напоследок, что не отдам. Пусть не мой, но я не отдам. Это их проблемы, что они взяли его сперму, он права претендовать не имеет, а я…
— Я прослежу, чтобы она родила здоровых детей. Не в нашей стране.
— Ты пожалеешь.
— Да, безусловно.
Мне плевать. Я иду на выход и останавливаюсь, когда вижу Иру с сумками, а сзади нее Веронику. Охуенно, блять, она идет к врагам в лапы, а я… я, конечно, херовый, чо уж. Грубый, неотесанный, куда уж мне рассказывать, я же так плохо с ней обошелся. Черт, да ведь я ни слова плохого не сказал. И один хер не говорит мне, что я отец. Что ж, придется вытаскивать признание клещами.
Глава 47
Матвей
Я понимаю, что происходит какая-то херня, когда не нахожу карточки Вероники в своем кабинете. Ключи есть у Олега и я даже не сомневаюсь, что или он ими воспользовался, или его ненаглядная женушка. Понятно, что спрашивать об этом прямо в лоб глупо, поэтому первое, что я делаю — забираю ключи у Олега, говоря, что он больше не имеет доступа к моему кабинету, а еще… у меня есть желание подать иск и поделить клинику. Без разницы в чью пользу, но я прекрасно знаю, что Олег выиграет: он пойдет к брату.
Где-то на полпути в клинику, которую Ира нашла для Вероники я понимаю, что не хочу жить с такой женщиной. И не хочу, чтобы Ника была матерью моему ребенку. Да, это уже случилось, но… я ведь могу забрать ее ребенка? Черт, ненавижу сам себя, но женщина, которая слепо верит подруге и ни капли не думает о своем здоровье и благополучии будущих детей просто не может быть матерью.
У нее нет банального материнского инстинкта, как она собирается воспитывать ребенка? Оставит его на подругу, потому что больше не на кого? А как она собирается справляться с ними двумя и обеспечивать? Подаст на алименты мужику, чувствующему себя королем в трениках? Не удивлюсь, если она банально отдаст малыша, когда узнает, что он от Олега. По сути, ее право, но мне нужен мой сын. И я ни за что не оставлю его с такой матерью.
Я захожу в клинику и тут же направляюсь к главному. Толкаю дверь кабинета и сажусь в кресло, здороваясь с мужчиной.
— Простите, но, — он пытается что-то сказать, но я машу рукой и выдаю:
— Ты прекрасно знаешь кто я, — усмехаюсь. — И зря ты согласился помочь моему партнеру. Не то, чтобы я имел что-то против, но записанная в твою клинику женщина носит моего ребенка. Вряд ли я отдам его, не так ли?
— Извините, но…
— Но ты не знаешь о чем я и совсем не в курсе, кто такой Медов Олег и его жена Ирина, которая, я уверен, записывала к вам свою подругу.
— Матвей Алексеевич, — тут же расплывается в улыбке мужчина. — Я думаю, что это какое-то недоразумение. Я сейчас же узнаю, к кому записана девушка и попрошу не принимать ее.
— В этом нет необходимости. Просто устройте нам встречу. Я бы хотел поговорить с ней, потому что ее, по всей видимости запугали.
Через час я таки оказываюсь в кабинете вместе с Вероникой. Женщина на приеме быстро покидает помещение, и я медленно осматриваю ту, которая похерила своего ребенка. Молодец же! Прекрасная мать. А я ведь действительно предположил, что ее запугали. Мало ли, на какие меры там пошел Олег вместе с женой. Увы, по всей видимости, никто ее не пугал. Она дерзко смотрит на меня и так же дерзко говорит, что я ни на что не имею права. Ага, да, конечно.
Я сам не понимаю, как произношу угрозы, от которых противно самому, но по-другому с ней ведь не получится. Пробовал уже по-хорошему и она против. Смотрю в ее бездонные голубые глаза и хочется выть от бессилия, потому что меня тянет к ней, но я дал себе обещание не вступать в отношения, а с такой, как она…
Нет.
Мы едем ко мне домой, я знакомлю ее с правилами и сухо прошу не лезть в мою часть дома. Я не Синяя Борода: у меня нет подвала с лужей крови и хранилища чужих частей тела. Я не маньяк и не больной на голову, но в моем доме оборудована детская, где развешены фотографии Даши и нашего ребенка. Он весь в трубках и под аппаратом, но я фотографировал его тогда, чтобы оставить в памяти и не забыть.
Я знаю, что вряд ли это нормально: спустя пятнадцать лет хранить нетронутую детскую комнату, но не могу по-другому. Фотографии Даши с Никитой помогают мне не влезать в хуйню под названием “отношения”, а еще “беременности” и так далее. Я не хочу детей, но знаю, что теперь у меня будет ребенок. Не знаю еще, что будет с этой комнатой, потому что сыну или дочери вряд ли получится объяснить, что в мою часть заходит нельзя.
Для Ники я ставлю ограничение, потому что не хочу, чтобы она шла ко мне. Нет никакого желания выворачивать перед ней душу. Пока — нет, да и вряд ли такое желание появится хоть когда-нибудь.
Я приношу Веронике сок, который — да я запомнил — она любит и веду ее на второй этаж, рассказывая ей о том, что все куплено для нее.
И вроде все шло хорошо: она слушала и кивала головой, задавала глупые вопросы и пожимала плечами, но… в какой-то момент я оказался слишком близко к ней. Настолько близко, что захотелось прижать ее к себе и вдохнуть ее запах полной грудью. Именно это я и сделал: обвил ее талию рукой и притянул к себе, прикоснулся рукой к ее мягкой и нежной коже на лице и провел пальцами по губам.
Черт, она такая горячая.
Я едва сдерживаюсь от того, чтобы наброситься на ее губы, но напоминаю себе, что нельзя. Нельзя этого делать, потому что Вероника — женщина, которая мне не нужна. И если я дам хотя бы намек на то, что между нами что-то изменилось, если покажу ей, что чувствую, она начнет вить из меня веревки и я очнусь уже глубоко женатым и воспитывающим с ней детей. Я не готов воспитывать ребенка с той, у которой отключаются мозги по щелчку пальцев.
Даже сейчас. Она млеет под моим взглядом, ее ресницы трепещут, губы приоткрыты в жажде поцелуя, а в глазах — блеск желания. Я противен сам себе за то, что сказал ей, а она… она просто смотрит на меня и ждет поцелуя. Забыв о том, как я к ней отнесся и что пообещал. Именно поэтому я говорю то, что вынуждает ее ударить меня по лицу.
— Мне не нужна женщина, не способная контролировать свои желания, а моему сыну не нужна мать, думающая о том, как бы ее трахнул едва знакомый мужик.
