После встречи Дамир Александрович тянет меня на прогулку, говоря, что ночной Брюссель — это нечто. Я охотно ему верю, но на прогулку нет ни сил, ни желания. Я отказываюсь и прошу вызвать мне такси, говоря, что он вправе погулять один.
Мы садимся в такси вместе, приезжаем в отель, по очереди принимаем душ, и у меня на языке вертится только один вопрос:
— Для кого цирк, Дамир Александрович?
Я смотрю, как он поворачивается. На нем обтягивающая футболка цвета созревшего персика и спортивные штаны, спущенные на бедра. Широкая грудь, размеренные плавные движения его рук вводят меня в ступор, а когда он делает несколько шагов к кровати, инстинктивно отодвигаюсь дальше, упираясь в спинку.
Шеф улыбается только уголками, и я замечаю, как блеснули его глаза.
— Какой цирк, Екатерина? — спрашивает он, а я… я просто молчу, потому что в какой-то момент настает апогей моего им восхищения, и я просто рассматриваю его фигуру, ловя каждое движение крепкого тела и задерживаясь на губах.
Мне так нравятся его губы. Нравится, что они такие полные, симметричные, идеальные, так и просятся на съемки рекламы зубной пасты, где показываю только рот. И вот с его губами я бы засмотрела рекламу до поломки телевизора, проматывала бы ролик и нарезала фотографии.
— В ресторане, — выдаю, стараясь отвлечься.
В два шага шеф преодолевает расстояние, нависает над кроватью, а потом… тянет меня за лодыжки и опрокидывает на лопатки, нависая сверху.
Все настолько быстро, что я просто не могу опомниться и среагировать, оценить и проанализировать ситуацию.
— Там был мой друг, Екатерина, — тихо говорит Дамир всего в нескольких сантиметрах от лица. — У нас нет никакой встречи в Брюсселе, — огорашивает меня новостью, а затем наклоняется и впивается в моих губы.
Это так… так…
Господи… это рай.
У меня не было мужчины полгода. Предыдущие отношения закончились провалом и обвинениями в том, что я “жирная корова, с которой страшно выйти в люди”. Я проглотила обиду, но не забыла и боялась начинать отношения снова.
Дамир целует уверенно и мягко, нежно касается моих губ, проникает языком глубже и сплетается с моим. Я забываю, где нахожусь и с кем, забываю, какие у меня параметры и слова, брошенные шефом своему брату.
Просто тону в его ласковых и нежных губах, в его вишневом поцелуе, который, я уверена, запомню на всю оставшуюся жизнь.
Забываюсь, но когда руки шефа тянут майку вверх и пытаются добраться до груди, меня будто отрезвляет.
Мы до сих пор называем друг друга на вы, но готовы расшвырять одежду по номеру и слиться в страсти. И пока шеф пытается справиться с застежкой лифчика и пробраться к груди, я выдаю фразу, которая, я уверена, снизит его потенцию на минус сто пунктов.
Глава 23
Дамир
— Ой… — слышу жалобное шипение, а затем следует толчок такой силы, что я невольно перекатываюсь на другую сторону кровати.
Екатерина быстро вскакивает, морщится, как консервированный помидор, хватается рукой за живот и несется к ванной. Не успеваю ничего понять, потому что за ней тут же закрывается дверь.
— Экстренная эвакуация, — слышу по ту сторону двери. — Мне нельзя есть морепродукты. Дальше я слышу только шипение воды и кашель.
Что за…?
Встаю с кровати и стучу в дверь, надеясь, что понадобиться моя помощь, но слышу только:
— Вы можете уйти? Из номера.
Желание пропадает практически мгновенно, я беру спортивку, набрасываю сверху и спускаюсь на ресепшн.
— Здравствуйте, — говорю привлекательной девушке. — У вас есть свободные номера?
Решаю, что лучше всего пожить отдельно, пусть в каком-то клоповом номере, зато без риска порвать брюки.
— Простите, но номеров нет, — выдает девушка на ресепшн, мило улыбается и отвечает на звонок телефона.
Офигительно, блин!
И что теперь? Возвращаться в номер, где Катя борется с отравлением такое себе преимущество, поэтому я прошу администратора найти таблетки от диареи, рвоты и вообще отравления и отнести их в наш номер. Мне обещают сделать это в ближайшие минуты, и я со спокойной душой вызываю такси и еду к другу.
Стоит ли говорить, что Олег ржет, как конь, когда видит меня на пороге, а после рассказа его и вовсе не остановить. Тяжелый маховик под названием “Смех Олега” разбивает комнату на части, а мой мозг на маленькие частички.
— То есть ты решил с ней переспать? — удивляется он. — Без свиданий, приглашений на ужин и романтики? Серьезно?
Я киваю. Знаю, что поступил импульсивно, но что отрицать, когда все так, как он говорит.
— Да вы даже разговариваете на “вы”, Дамир! Каким место ты думал? — друг явно удивлен, а я больше не желаю его слушать.
— Хватит. Да, поступил тупо, но что теперь?
— А ты вообще уверен, что она отравилась? — вдруг спрашивает Олег.
— В смысле? Ей же плохо стало.
— Да вот мне бы тоже стало, с таким-то лбом, — выдает он. — Она просто не хотела с тобой спать!
В его словах есть доля рациональности, но только сейчас я понимаю, что это и к лучшему. Друг прав во всем, начиная с того, что зря ее сюда привез и заканчивая тем, что глупо было тащить ее в постель, когда мы разговариваем с друг другом на “вы” и по имени и отчеству.
Но самое интересно, что когда на следующий день я возвращаюсь в номер, Екатерина мирно спит на кровати, а таблетки стоят на тумбочке. Не знаю, где именно была буря, но явно не в номере, потому что он девственно чист и убран.
Самолет у нас вечером, поэтому я точно не знаю что будем делать весь день, тем более после моих вчерашних признаний и того, что едва не произошло.
Екатерина шевелится, открывает глаза и в ужасе смотрит на меня. Зарывается с головой в одеяло, и я слышу только:
— Простите.
Она извиняется настолько жалобным тоном, что я чувствую себя еще большим мудаком. Привез девушку в другую страну на вымышленное совещание только потому, что она пошла с моим братом пить кофе.
Идиот — это диагноз и, судя по мне, хронический.
— Как вы себя чувствуете? — решаю игнорировать ее извинения и сделать вид, что ничего не произошло.
— Нормально, — отвечает из-под одеяла.
— Завтракать идем?
— Н-е-е-т, — чуть тянет Екатерина, все еще прячась под одеялом.
* * *
К вечеру Екатерине становится легче и мы таки садимся в самолет. Всю дорогу до аэропорта молчим и только сейчас явно ощущаю все последствия того, что совершил. Мне точно нужна дополнительная доля в мозге, отвечающая за отсутствие флирта на работе, потому что я совершенно точно не хочу с ней разговаривать.
