Мы минуем последнюю ступеньку и сворачиваем к уютному кафе с белой верандой, которая напоминает палубу старого корабля. Повсюду висят спасательные круги, окрашенные в бело-голубые цвета, и огромные искусственные ракушки. А с каждым порывом ветра с моря почти что улетают прочь прозрачные занавески, которые украшают деревянный навес.
— Так красиво, — малышка довольно мурлычет и встает на носочки, чтобы поцеловать меня в щеку. Даже в здоровую. — Мне очень нравится, Алекс.
— Ты еще ничего не попробовала. Здесь лучшие мидии и устрицы… Или теллиниды, м? И ризотто?
— Что это такое?
— Ризотто?
— Нет, Алекс, другое слово.
Мне смешно от того, как расширяются ее глаза от ужаса перед неизвестным названием. На русский слух название так себе, но это всего лишь моллюск, как и мидии.
— Увидишь, — обнимаю малышку за плечи и веду к нужному столику, попутно здороваясь со знакомым официантом. — Закажем вина?
— Не рановато для вина…
— Для греческого домашнего? Нет, малышка, никогда не рано. Пробовала Рецину?
— Неееет.
— По-русски оно бы называлось Резина. Нет, я серьезно, это из-за смолы, которой запечатывают бочки. Фишка Греции, ты должна попробовать.
Я усаживаю ее за стул и неожиданно ловлю себя на мысли, что уже знаю, как сложится наша поездка по Греции. Я буду рассказывать ей о стране, которая стала мне второй родиной, и показывать лучшие места на карте.
Глава 39
Я провела с Алексом лучшие два дня в своей жизни. Я не знаю каким чудом ему удалось отпроситься, но он провел это время со мной. Мы гуляли, ходили в кафе, катались на мотоцикле и плескались в море. Ему даже удалось провести спасательную операцию — вытащить тонущую девушку из моря.
Вечером мы лежим у меня в номере, и я не удерживаюсь от подкола:
— Вот не пойму, у тебя на красивых девушек чуйка или ты действительно хороший спасатель?
— И то, и то… — самоуверенно заявляет он, притягивая меня к себе поближе. — Ты не узнала на счет отгула на работе?
— Завтра позвоню подруге. Она узнает подробнее.
Я действительно собиралась отпроситься по работе. Поговорить с начальником и узнать, не могу ли я приехать на неделю позже. Это было так безумно. И я собиралась на это пойти.
Алекс предложил поехать с ним, покататься, побыть вместе подольше, а потом… потом мы что-то решим. Я согласилась и, если честно, была полна решимости даже увольняться, если начальник решит не давать дополнительный отпуск. Да, потеря работы, конечно, ударила бы по моему бюджету, но я могла себе это позволить. Нашла бы другую фирму. А вот позволить продинамить, возможно, свою судьбу, я не могла.
Именно поэтому, утром, едва Алекс ушел на смену — все же время безделья закончилось — я набрала Машку:
— Машка, я остаюсь! — ору, как ненормальная, едва она отвечает.
— Что? Чего? Ты сдурела? Ты куда, вообще, пропала? — Машка обеспокоенно спрашивает и подозрительно смотрит на меня по ту сторону камеры.
— Остаюсь я, говорю.
— Где? — подруга вопросительно взирает на меня и все еще не может понять, о чем я.
— Здесь. На неделю, — Машка молчит, и я начинаю терять терпение. — Ты спишь еще? Я остаюсь здесь, в Греции, мы едем с Алексом путешествовать!
— Со спасателем? — уточняет подруга.
— Ага, — мечтательно протягиваю я.
— А работа?
— Вот поэтому я и звоню.
Следующие полчаса мне приходится объяснять подруге, что ей нужно спросить у начальника, какое заявление написать в случае его согласия и что отправить мне по Скайпу. В ожидании ответа, мечусь по номеру, не зная, что делать и в какую сторону податься. Идти на пляж нет ни малейшего желания, да и нужно дождаться звонка Машки.
Впрочем, она не заставляет меня ждать. Звонок раздается где-то через полчаса после моей просьбы.
— Ну что там? — тут же спрашиваю. Я уже жила в предвкушении продолжения отдыха.
— Отпустил, — подруга радуется вместе со мной. — Ну, рассказывай. Что у вас там?
Несмотря на то, что мы с Машкой самые близкие подруги, я не хочу делиться всем, поэтому рассказываю ей обо всём поверхностно. Сообщаю только о том, что Алекс, кажется, лучший, кого я встречала.
После разговора я все таки иду на пляж, плаваю в море и загораю на солнце, а вечером Алекс приглашает меня на дискотеку.
— Чего? — кажется, мои глаза оказываются где-то на затылке. — На дискотеку? Сто лет там не была!
— Ну вот, растрясешь свой жирок… — Алекс лукаво усмехается, а я легонько пихаю его в плечо.
— Какой еще жирок? Нет у меня ничего! — возмущаюсь, но Алекс тут же пресекает мое недовольство. Опрокидывает меня на кровать, навалившись сверху, и легко проводит губами по щеке.
— Может, никуда не пойдем? — делает предположение.
— Эй, как это? — я бью его по рукам. — Пойдем и еще как! Я не была на дискотеке уже ого-го… еще в восемнадцать…
— Кстааатиии, — Алекс таки сваливается на бок и предоставляет мне возможность слезть с кровати, — а тебе сколько? Старушка уже, небось.
— Иди в баню, спасатель! Мне… — прикусываю губу… — а вот сколько дашь!
Отворачиваюсь от него и начинаю искать что надеть. Откровенно я не планировала ходить на дискотеку здесь. Я даже не знала, где она тут расположена, поэтому и наряда соответствующего не было.
— Что ты там притих? Боишься делать предположения? — оборачиваюсь и слегка прищуриваюсь.
— Думаю, между тридцатью и сорока, — он говорит вполне серьезно, а когда замечает мое выражение лица, смеется и произносит: — шучу.
— Мне нечего надеть на дискотеку, — печально констатирую, приседая на край кровати.
— О, боги, женщина! Я-то надеялся, что у тебя с этим проблем нет.
— С чем? — не сразу доходит смысл его слов.
— С одеждой и “мне нечего надеть”, — он перекривляет мою последнюю фразу. — Лааднооо, — протягивает Алекс, а затем встает и подходит к моему шкафу, откуда начинает выуживать вещи и говорить “то” и “не то”.
В итоге он выбирает самый минималистичный наряд. Топ, юбку и парео, которое, он уверен, дополнит образ. В действительности образ оно не дополняет, но вот живот и ноги скрывает прекрасно. И тут я осознаю, что это уловка, веду плечами и выдаю:
— Что ж… спасибо, помог, но парео мы оставим дома.
— Что? Нет… — Алекс пытается уговорить меня, но безрезультатно. Я решительно отбрасываю парео и шагаю на выход. — Алла, тебе совсем меня не жаль? — каким-то потерянным голосом говорит Алекс. От неожиданности я оборачиваюсь, — боюсь, еще одной стычки за твою честь я не выдержу, — спокойно констатирует он.