— Да, как же, сам он, — фыркнула подруга.
— Ну, вот, Оль. Ты сама начинаешь эту песню. Вопрос: зачем? Ну, есть у него кто-то, но он мужчина, да и ты не святоша.
— А что я? — возмутилась подруга.
— А что ты… ты вон с Димитрием гуляла, скажешь, нет?
— Ну, было пару раз. Так-то ж для здоровья.
— Ну, вот и у Дениса для здоровья. Да и вообще. Может, ты ему нравишься.
— Да? А почему он не делает первый шаг?
Я расхохоталась. Нет, она определённо издевается.
— Ну, если бы меня называли так, как ты его, я бы вообще подумала о том, чтобы не то, что первый шаг делать, в вообще стоит ли с тобой общаться, так что ты веди себя нормально, тогда и шанс будет.
— А ты это… ты ему не нравишься?
Уставилась на подругу в полном шоке. Чего?
— Вряд ли, но я не знаю. Да и, мне кажется, он бы подкатил, если бы так. Я его, в отличие от некоторых, «мудачилой» не называю.
Увы, говорить и препираться долго мы не смогли. Я снова слегла с тошнотой и рвотой, а Оля металась вокруг меня, чтобы помочь. Так и прошёл наш вечер. Ночью мне стало легче, и я завелась помогать подруге со сборами. А собираться нужно было быстро. Вещей у нас, хоть было и немного, но за три месяца Оля накупила всякого барахла, нужного и ненужного, которое, к слову, совсем не помещалось в чемоданы. Я бесилась, нервничала, плакала, смеялась, а в четыре утра позвонила Денису и обматерила его, как могла.
Гормоны…
К шести мы пришли к выводу, что собрать всё за три часа не успеваем, поэтому придётся ехать с тем, что собрали, а остальное потом заберут. Ну, по крайней мере, так нам сказал Денис. Ладно. Собрались.
Глава 20
Возвращаться в родную страну было страшно и… непривычно, но невероятно приятно. Здесь даже дышалось по-другому. Нас встретил Денис лично.
— Ну, привет, карапуз, — он крепко обнял меня, прижав к себе, — как самочувствие?
— Хорошо. Отпусти, а то карапузу неудобно, — засмеялась я.
— Привет, — хмуро кинул Оле, — обнимать не буду, а то снова каким-то «приятным» словом назовёшь.
— Больно надо, — нахмурилась подруга, а я посмотрела на неё взглядом: «а я тебе говорила».
Да уж, Олька неисправимая. Денис повёл нас к машине. Я устала. Не то, чтобы перелёт меня утомил, но бессонная ночь сказывалась серьёзно. Сейчас обед и я то и дело зевала. Не знаю как, но очнулась уже в доме на мягкой кровати. Потянулась и уставилась в потолок. За окном темно, значит, скоро вернётся тошнота. Зараза, а я так надеялась, что смогу нормально насладиться родиной.
Перевернулась на другой бок и уткнулась носом во что-то твёрдое. Не успела подумать, что же это, как в нос ударил «его» запах. Закрыла глаза в надежде, что всё пройдёт. Это временно. Мне не впервые кажется, что пахнем ИМ. Не прошло. Более того, мужчина повернулся, и я заорала, как резанная.
На крик прибежала Оля и Денис, а Матвей сел на кровати. Я резко вскочила с постели и отошла к окну.
— Какого хрена здесь происходит? — резко вставила я, повергнув в шок всех присутствующих.
— Успокойся, Соня, — сказал Денис, — Матвей… в общем-то жив.
Сердце билось, как ненормальное, но я всё ещё не осознавалась смысла происходящего. То есть, как это, жив? Когда я прилетела был мёртв, а сейчас ожил? Только сейчас перевела взгляд на него, не в состоянии понять, то ли это, что я вижу. Всматривалась в его лицо, заметила несколько шрамов, которых раньше не было. Неужели всё обошлось, но тогда… почему Денис ничего не сказал?
Только сейчас замечаю, что Денис сюда ввалился в спортивных штанах, надетых на… о боже…
Перевела взгляд на свою подругу, которая стояла рядом, кутаясь в простыню. Я, как всегда, всё проспала.
— Почему мне никто не сказал?
— Не хотели тебя волновать.
— Сейчас я совсем не волнуюсь.
— Успокойся, Соня, — его бархатный голос ввёл меня в ступор. Чёрт! Почему я такая мямля радом с ним? — Идите, мы разберёмся, — бросил он Денису и Оле.
А те… нет, ну как это понять? Взяли и ушли! Посмотрела на Матвея.
— Иди ко мне, — тихо проговорил он, разводя руки в сторону.
Мне потребовалась всего секунда, чтобы подумать. Что тут думать? Я запрыгнула на кровать и буквально повалила Матвея, поместившись на нём. Не до конца верила, что он жив, обнимала его, целовала, а он, как одержимый, целовал меня, подавляя своим напором.
— Как? — шептала я в перерывах между поцелуями.
Не знала, что будет дальше, что значит его внимание ко мне, почему он так относится, почему даёт надежду, но мне безумно хотелось быть рядом, я желала почувствовать его.
— Соня, — хриплым голосом произнёс он. — Я хочу тебя, — выдохнул мне в губы.
Промолчала, вместо этого потянувшись к нему, чтобы ощутить в себе его полностью. Другого призыва ему и не требовалось. Он быстро раздел меня, провёл рукой по голой ноге, по слегка округлившемуся животу и… застыл. Кажется, в неведении держали только меня.
Резко вскочила и накинула на себя кофту. Судя по тому, что она мне велика, принадлежала она Матвею.
— Ты беременна? — удивлённо спросил он.
— Да, — тихо ответила я. Ну, а что скрывать? Да и какой смысл? Он всё равно узнал бы, да и должен. — Прости, я… тогда забыла выпить таблетку, которую ты мне дал, ну и… вот, — покраснев, закончила я.
— Это… мой ребёнок?
Уставилась не него, не понимая, о чём он. То есть, он сейчас спрашивает его ли это ребёнок? Оглянулась в поисках чего-то тяжёлого, но на глаза попалась только подушка на кровати. Резко двинулась к ней, схватила и задвинула ею Матвею по голове.
— Ты ещё и спрашиваешь, скотина ты неблагодарная, — нет, это не я говорила, гормоны.
Это всё чертовы гормоны. Как же я их ненавидела в этот момент. Просто невыносимо. Ненавидела и била его подушкой, потому что как он вообще смог такое подумать? Обо мне?
— Сволочь, идиот, мудачила, — использовала слова Оли. Ну, а что? Он офигел!
В какой-то момент преимущество оказалось не на моей стороне. Матвей просто повалил меня на кровать, накрыв своим телом.
— Малышка, я так люблю тебя, — шепнул мне на ухо, — так люблю, впился жарким поцелуем в мои губы.
— Что? — кажись, до меня только доходит то, что он сказал.
— Люблю тебя, Соня. Я так тебя люблю, — утыкается носом мне в шею, — ты просто не представляешь, насколько я одержим тобой.
— Но, — заикаюсь я, — почему ты…
— Я старше, Соня, на двадцать грёбанных лет старше.
— И? — непонимающе смотрю на него. — Что это меняет?
