Мы с ним «ныряем» в густой кустарник, потом углубляемся в небольшую рощу и оказываемся, наконец, на плато, на котором вдалеке виднеется лента очередного речного притока.
И только потом пришпориваем лошадей, все еще ощущая — мысленно — упершиеся в спину дула.
Мы скачем как ненормальные, рискуя лошадьми, но чувство, что снова остались в живых, дарит первозданную свободу и эйфорию.
В какой-то момент я выдыхаюсь.
Резко останавливаю лошадь под сенью одиночного дерева с непривычными листьями, спрыгиваю и упираюсь дрожащими руками в шершавый ствол. И тут же меня обнимают. Разворачивают к себе, прижимают, дарят давно забытое ощущение тепла и заботы. И держат до тех пор, пока у меня не выравнивается дыхание.
— Мы придурки, — хриплю я со смешком, когда снова могу говорить.
— Очень удачливые придурки, — негромко смеется Холл, — если после всех этих приключений я все-таки добуду изумруд, то, кажется, захочу оставить его себе. Как напоминание о том, насколько прекрасна жизнь.
— Когда я, — последнее слово выделяю, — найду изумруд, то вложу в его стоимость каждый пропущенный удар сердца.
Холл снова смеется. А потом берет меня за подбородок и заставляет посмотреть в его глаза. И шепчет:
— Спасибо, что ты такая.
От эмоций, которые я слышу в его голосе, снова спирает дыхание. Открываю рот, чтобы пошутить, но не могу. И почти не удивляюсь, когда он наклоняет голову и целует меня.
Я знаю, про что этот поцелуй.
Про наше прошлое, которого больше нет..
Про будущее, которого не будет.
И про сейчас, в котором все очень сложно… но в то же время проще некуда.
Без слов.
По-настоящему.
Глава 30
Аманда Хендерсон
Мы не смотрим друг на друга.
Снова едем по этим диким — во всех смыслах — землям и думаем каждый о своем. Меня слегка подбешивает довольная улыбка Холла, но я сдерживаю себя.
Как и в том, чтобы наслаждаться происходящим безумием.
Разве это не первый признак сумасшествия, что тебя вдруг делает счастливой угроза жизни и поцелуй мужчины, который отказался от тебя?
А может ты от него…
Ехать на лошадях легко. Земля плотная, зачастую каменистая. Повсюду видны ручейки и притоки, скальные пласты и обломочные отложения. Я не могу не фантазировать на тему добычи самородков. Бразилия больше ста лет являлась главным поставщиком золота и алмазов*, которые были здесь буквально смешаны с песком и галькой**.
Очень выгодно для извлечения.
Я так и вижу тех охотников за сокровищами. В руслах рек, на земельных террасах, невысоких плато, которые мы проезжаем. Готовых терпеть лишения и тяжкие труды в погоне за мечтой о мгновенном обогащении.
Они первыми пришли за подземными богатствами, а вслед за ними — гигантские горнодобывающие компании, истощившие землю. От тех разработок остались заброшенные шахты — теперь там редко что находят. Но ради этих редких находок группы самозванных шахтеров живут в разваливающихся деревянных домиках вокруг и моются в воде из ведер. Они испытывают свою удачу с помощью примитивных кустарных орудий, использовавшихся и сотни лет назад: деревянных ножей, кастрюль, железного сита. Выкапывают почву в уже разрытых карьерах на глубину до пятидесяти метров и извлекают каменную породу с помощью небольших насосов, работающих от старых двигателей грузовых автомобилей. А затем вручную просматривают, промывают и перетирают каждую горсть — если повезет, они найдут немного алмазов не самого высокого качества. Они едва выживают без стабильного дохода, но в редких случаях могут заработать неожиданно десятки тысяч долларов.
Мы останавливаемся на ночлег только когда темнеет.
Проводим ревизию припасов — не так уж и много осталось, по-хорошему, нам следует добраться в ближайшие дни до человеческого жилья.
Вяло разговариваем — сегодняшний день вымотал обоих, а скачки адреналина оставили опустошенными.
На земле ощутимо свежо. Я натягиваю на себя всю одежду и заползаю в спальник с заплатами, в очередной раз стараясь не думать, кто им пользовался прежде. Нам пришлось купить спальники у фермера, причем по цене новых и навороченных, но выбирать не приходилось.
Придвигаюсь поближе к костру и все-равно ежусь.
И замираю, чувствуя, как меня сзади обхватывают мужские руки. Тепло тела Деймона проникает даже через несколько слоев ткани и действует расслабляюще. И слова возмущения, готовые сорваться с языка, так и остаются не высказанными.
Я закрываю глаза и проваливаюсь в глубокий сон…
… гибкая влажная лиана оплетает мои ноги и закручивается вокруг тела с отвратительными чавкающими звуками, поглощая все попытки сопротивления, придавливая, пугая до одури, заставляя ненавидеть…
— Аманда! Аманда, проснись!
Я выныриваю из черного кошмара, резко сажусь, хватая воздух открытым ртом и молотя руками и ногами, будто отбиваясь и…
Замираю дрожа.
Напротив меня оказывается Холл.
— Аманда?
— К-кошмар… Всего лишь кошмар.
— Ты кричала и…
— Все уже в порядке.
Нет, все не в порядке. Но вряд ли мужчине это интересно.
В предрассветных сумерках он выглядит встревоженным, я же отворачиваюсь и растираю лицо. А потом встаю и разминаюсь, ставлю котелок с водой, заплетаю волосы, проверяю лошадей — в общем, делаю все, чтобы снова почувствовать себя нормальной.
Холл не задает вопросов. Но на протяжении всего дня я ловлю на себе его задумчивые взгляды. Вот только мне нечего сказать. Потому что произнесенное вслух прошлое может вдруг оказаться правдой и разрушить ту хрустальную стену, что я строила много лет.
А я к этому не готова.
Глава 31
Деймон Холл
Чем больше я провожу времени с Амандой, тем лучше хочу узнать её. Понять.
Может это связано с нашим прошлым. Или с тем, чем мы заняты сейчас — такой эффект попутчиков, оказавшихся в экстремальной ситуации. А может меня подзуживает чувство, что когда-то я лишился гораздо большего, чем хорошей любовницы.
Я не испытываю вину за прошлое… хотя все больше склоняюсь к тому, что Митч оказался большим мудаком, чем я полагал. Но я, определенно, разочарован. В том, как поступил я, отказавшись от нее. В том, как поступила она, отказавшись от меня…
Все течет и ничто не остается на месте, и я никогда не стремился возвращать то, о чем забыл, но… откуда-то появдяется странное желание, чтобы наша поездка стала началом чего-то нового.
