Хиро по-прежнему не двигается с места.
— Давай я отдам тебе пистолет, а ты расскажешь мне подробно, что случилось. Только честно.
— Это тоже манипуляция!
— Нет, компромисс, — уходит он.
Марианна остается между отделами одна, убеждает себя, что правду точно лучше рассказывать, когда на руках есть пистолет. Вот только бы понять, какую именно правду.
Мужчина возвращается и протягивает ей оружие. Девушка его подхватывает и живо несется по центральному проходу к главным дверям. Хиро бежит за ней.
Марианна целится в стеклянные двери, и, прежде чем Хиро успевает сообразить, что сейчас произойдет, она стреляет. Снова и снова. Пять пуль рвут пространство на части. Выстрелы раздирают воздух и нарушают зыбкое равновесие. Хиро потрясенно смотрит, как девушка портит дверь супермаркета.
Стеклянные двери перестают быть единым целым, теперь в них остро сияют пять ровных отверстий. Марианна подбегает и всматривается в дырки от пуль. Все, что она может разобрать: за пробитыми дверьми есть еще одни двери.
— Думала, что выстрелы разобьют стекло в крошку? — Хиро подходит к ней. — В таких магазинах специальная защита.
— Все бесполезно! — Марианна сползает на пол.
— Теперь твоя часть договора, — мужчина садится около нее.
— Проход за складом, через который мы зашли, закрыт, не пройти, — бухтит Марианна.
— Точно? Ты пробовала нажимать на доску с разных мест? Там непростая система.
— Может и так, — она отбрасывает пистолет подальше от себя. — Когда мы шли по темным проходам, у тебя никогда не возникало приступов клаустрофобии, будто ты знал, что скоро выйдешь.
— Тогда не было фактора неожиданности. Я знал, что надо пройти через темноту. Конечно, предполагал, что куда-нибудь, да выйду.
— Ладно, пусть так. Вода стала другой! Словно в нее подмешали что-то.
— Вкус воды, наверное, показался странным, потому что она минеральная, лечебная, с повышенным содержанием полезных веществ. Что за кошмары?
— Лучше не стану рассказывать, будешь смеяться.
— Нет уж, давай! Толкование сновидений было любимым хобби в институте. Может, не такой уж кошмар, раз нашлись веселые моменты?
— Ты разгуливал в женской ночной рубашке, — краснеет Марианна. — И потребовал с меня 200 000 йен за пиццу.
— Не плохо для фастфуда, — присвистнул он. — Может, пицца была с трюфелями или с грибами мацутакэ[1]? Есть мнение, что во сне все герои — это части твоей личности. С ними можно даже пообщаться. Представить их, узнать, зачем они тебя потревожили, чего те хотят. Может, дадут тебе совет или подсказку.
— Угу, — бурчит она.
— Недоделанные дела, недосказанные фразы тоже проникают в наши сны. Ведь в глубине души ты хочешь все-таки сказать и сделать, но в реальности что-то мешает. Похоже, тебе не дает покоя, что кто-то должен заплатить за все, что мы съели. Иначе мир окажется нереальным! — Хиро сжимает ее ладонь. — Что-то еще тревожит?
— Ты не ищешь выход. Почему тебе не хочется выбраться отсюда? Все ждешь, что я найду вход! Как будто я должна что-то понять, и все сразу закончится. Только, что я должна понять?
— Может, мне нравится, что мы здесь вдвоем.
— Живем ненастоящей жизнью, запертые в гипермаркете! Можно все, только нельзя выходить за пределы помещения. Меня раздражают стены. Кто нас держит здесь, зачем нужны эти искусственные границы?
— Сколько людей живет не в стенах гипермаркета, а на деле заперты своими убеждениями так же, как и мы. По-моему, первоклассная симуляция обычной жизни.
— Мои мечты выходят за пределы жизни в магазине!
— И что это за мечты?
— Пожить у моря, например, — тушуется Марианна. — Написать гениальный роман.
— У тебя богатое воображение, ты смогла бы стать отличным автором, — Хиро берет ее за вторую ладонь и помогает подняться.
— Скажешь тоже! — смущается девушка.
— Кто еще придумает использовать все пять патронов сразу, чтобы разбить пуленепробиваемые двери? — он украдкой целует ее в висок. — Если мы не будем доверять друг другу, ничем хорошим это не закончится.
— Пойду съем чего-нибудь и запью лечебной водичкой, — хихикает девушка. — Надеюсь, та подлечит мои нервы.
Она проходит между отделами, берет с полок вишневый рулет и пакетик с апельсиновым соком. С наслаждением ест прямо на ходу. Гуляя, она останавливается у полок с канцелярскими принадлежностями.
Марианна кладет на пол недоеденный рулет и пустой пакет сока, берет в руки большой блокнот и выбирает яркую красивую ручку. Девушка открывает первую страницу и пишет.
Она выводит на бумаге: «Привет, Матвей!»
«Привет, Матвей! Ты уже, верно, совсем меня позабыл. Даже не помнишь, видимо, кто я такая и как меня зовут. Это я, Марианна. Та Маруся Птичкина, которая писала тебе раньше каждый день. Помнишь?»
[1] — считаются одними из самых дорогих в мире, наравне с трюфелями.
Глава 36. Привет
* * *
Ну, ты и болтун!
Кто же за язык тянул?
Ничего не скажу.
Привет, Матвей. Ты уже, верно, совсем меня позабыл. Даже не помнишь, видимо, кто я такая и как меня зовут. Это я, Марианна. Та Маруся Птичкина, которая писала тебе каждый день. Помнишь?
Конечно.
Так получилось, что я не могла долгое время тебе писать. Дело не в том, что в моей жизни не случалось ничего интересного или я внезапно оказалась ужасно занята. Если честно, с трудом могу дать определение тому, что происходило в последнее время.
Должно ли так быть?
Теперь у меня есть на чём и чем писать, и минутка нашлась. Надеюсь, ты не считаешь, что я сильно изменилась за это время: зазналась или потолстела?
Неужели, нет?!
Я могла бы, конечно, рассказать, что со мной произошло за столько дней. Но сомневаюсь, что ты поверишь.
Почему?
Нет, я всё та же Марианна Птичкина. Сейчас, например, одной рукой пишу, а во второй держу рулет. Нет, чтобы взять нож и по-человечески разрезать рулет на аккуратные части. Я просто отгрызаю кусок за куском. Обертка скользит в руках, а сам он так и норовит выпасть на пол. А уборщиц тут нет, и плитку никто давно не мыл.
Должна признаться, со стороны я выгляжу явно не комильфо. Особенно учитывая тот факт, что сижу на корточках и держу блокнот на коленках. Как будто прячусь между отделами.
От кого?
От кого-то. Или от самой себя. Кто знает?
Не важно. Не важно, на самом деле, как я выгляжу. Тем более что не так давно я выглядела совсем плохо. Лохматая, с неопрятными волосами, чумазая. В перепачканной пылью и кровью ночной рубашке. В тапках, убитых наповал. С тонкими порезами на обеих руках, как у неумелой самоубийцы. Правый карман постоянно оттягивал железный ключ. Вот и всё мое приданое!
