— Так не может больше продолжаться. — говорил Хиро. — Мы сами терзаем себя, сами ухудшаем свое положение. Нельзя ссориться, нельзя бунтовать и искать промахи других! Нам нужно держаться вместе, а это тяжело, когда ничего не знаешь друг о друге и, возможно, боишься узнать.
Он выдержал паузу и продолжил:
— Я начну первым, — говорит Хиро. — Я врач-психотерапевт и давно практикую. Моя карьера на взлете.
Грейс шумно зевает.
— У меня клаустрофобия, — продолжает он, сверля ее взглядом. — Это, наверное, удивительно для вас, что врач, лечащий фобии, сам может ими страдать. Но врачи тоже люди. Как и все, немного нервно больны, увы. Все дело только в степени невроза.
— Ох, да! — Грейс вскидывает руки и начинает раскачиваться на стуле.
— Страх закрытых пространств — излечимая фобия. Ничего необычного, я почти с ней справился.
Марианна удивленно рассматривает Хиро.
— Началась она после землетрясения, когда выход из кабинета завалило. Мне пришлось пару дней просидеть взаперти, — продолжает он, не обращая внимания на ее косой взгляд. — Почему я здесь? Не понимаю. Думаю, это чья-то глупая шутка.
— Да, хороша шутка.
— Оливер, твой черед.
— Это похоже на общество анонимных алкоголиков. «Здравствуйте, меня зовут Оливер, и я — алкоголик».
— Грейс, ты будешь говорить следующей.
— Прямо горю от нетерпения!
— Это важно, Грейс, — мужчина откидывается на спинку стула. — Меня и, правда, зовут Оливер, но я не алкоголик, я актер. Играю полицейского в ежедневном детективном сериале.
— Ну и компания! — Грейс в голос хохочет. — А Марианна у нас — кто? Охотница за вампирами?
— Играю быстро, порой неправдоподобно, — говорит Оливер, — но в целом, как надо, как того ждет зритель. Иногда работы так много, что я не успеваю выходить из образа в реальной жизни. Могу пойти одетый, как мой герой, в бар, похожий на бар в сериале и заказать то же пиво, что обычно просит он. И при этом говорить с той же интонацией, словно веду расследование.
Хиро внимательно слушает.
— Да, забавная история, как я здесь оказался, — Оливер хлопает рукой по столу, и Марианна вздрагивает. — Меня забыли в студии. Я так устал в конце дня, что уснул в кресле. Проснувшись, обнаружил, что все двери заперты, и внутри никого нет. Плутал по чердакам, искал выход, и странным образом попал в этот отель. Разве отель может быть связан с киностудией?
— Тебя, как и меня, наверное, разыграли.
— Нет, это план, четко продуманный гениальным убийцей! Разве вы не смотрите современное кино? Все сходится! Несколько незнакомых друг с другом людей попадают в заброшенный отель. Вскоре они начинают погибать один за другим. Оливер, это же твоя версия, сотни раз показанная по ТВ.
— Да, но мы живы, Грейс, и я не думаю, что кто-то из нас способен на убийство. Если только не хозяин отеля.
— Или молчунья Марианна.
— Я…ничего такого не говорила…и я…
— Вот то-то и оно!
— Грейс, мы хотим послушать твой небольшой рассказ, — обрывает ее Хиро.
— О, я — заблудшая душа! — девушка смеется и укладывается подбородком на стол. — Совсем пропащая алкоголичка, кражи, наркотики, два года тюрьмы условно, несколько неудавшихся самоубийств…
— Перестань, мы говорим о серьезных вещах! Твоя небольшая исповедь всем будет полезна.
— Ну, ладно, «Я — психиатр, и у меня клаустрофобия», я — Грейс, и ношу очень красивое платье.
— Странное, пугающее платье…
— Вот и нет, невероятно красивое черное платье… И я хочу поговорить немного о нем. Ведь мне можно? — Грейс поднимает подбородок, хлопает глазами, надувает губки. — Можно увильнуть от темы? Тем более что вы не хотите заняться чем-то более интересным, чем разговоры.
Марианна стучит пальцами по столу.
— Итак, черный цвет, — Грейс расправляет плечи, — один из самых элегантных цветов. Он хорошо стройнит. И само платье весьма оригинально, не так ли. Какая мягкая ткань — точно вторая кожа. Какие выверенные детали — все на своем месте. Дорогущий бренд, между прочим! Правда, мне не платят, чтобы его называть.
Оливер подавляет смешок.
— Что, по-вашему, это может значить? Я богата и дерзка, это так. Я эгоистична и никогда не слышала в жизни отказов — тоже похоже на правду. Я взбалмошна? Да не больше вашего! — Грейс встает и забирается на стул ногами.
Хиро ошарашенно наблюдает за ней.
— Но кое-что отличает это баснословно дорогое дизайнерское платье от ему подобных. Что это может быть? — Грейс вертится на стуле, показывая наряд с разных сторон. — Как вам кажется?
Зрители молчат.
— Смотрю, вы не мучаетесь догадками, — Грейс спускается и садится обратно. — Это черный цвет, поглощающий световые лучи. Цвет колдовства. Цвет зла. Цвет темноты. Какие у вас вытянутые лица! Да, я не совсем обычный человек. Я не психиатр, не актер и не маленькая молчунья. Я — Грейс, и я склонна любить тьму больше, чем свет.
— Секта сатанистов?
— Метлы и поклонение дьяволу? Забавно.
— Это снова ложь? Я не пойму…
— Нет, милая Марианна, я не шучу. И не лгу. Я — последователь новой религии, — Грейс произносит каждое слово медленно и с расстановкой.
— Да она просто нас запугивает! — поднимает голову Марианна. — Откуда нам знать, что это не выдумки? Пусть докажет!
— Тише, милая, никогда не знаешь, кто может тебя услышать, — широко улыбается Грейс.
— Пусть докажет что? — Оливер переглядывается с Хиро. — Как сказанное помогает понять, почему мы здесь?
— Теперь я хочу послушать Марианну, пришло ее время, — по-прежнему улыбается Грейс.
— Мне особо нечего рассказывать, — девушка смотрит на Оливера. — Я заканчиваю одиннадцатый класс, собираюсь поступать в институт, и…мы не узнали, как Грейс очутилась в отеле…
— Какая ты зануда! — Грейс закатывает глаза. — Я не помню деталей, как здесь очутилась. Я вообще не всегда помню, что со мной происходит. Ухожу в себя и забываюсь.
— Вот интересно! Она не помнит, как оказалась в отеле! — Марианна пристально смотрит то на Хиро, то на Оливера.
— И что с того? Ты сама — то как сюда забрела?
— Мне нечего скрывать. Я попала сюда из комнаты с пятью углами через тайный вход в шкафу.
— Ну да! — Грейс подпирает щеку рукой.
— Значит, ты лжешь нам, Марианна? — Оливер внимательно смотрит на девушку.
— Нет, нет. Почему здесь лгу именно я?
— А разве бывают комнаты с пятью углами и выходом через шкаф?
— Сейчас все могли соврать, и поэтому наши слова ничего не значат.
