— Что… это… — я с трудом разлепила кровоточащие губы.
— Это? Это, Агатка, отличное средство против колдунов. Такие против вас применяли лет тридцать назад, пока вы все не вывелись, надоедливые насекомые. Литариум. Раритет, между прочим! С большим трудом достал парочку браслетов.
Даниель говорил добродушно, даже весело, будто бы я не лежала сейчас перед ним разбитая и израненная. Литариум? Вот как?
Я застонала, пытаясь спрятать вторую руку, к которой тянулся Даниель, но он деловито поймал ее и начал прилаживать второй браслет. Еще миг, и надежда на спасение будет потеряна окончательно.
«Насекомые, значит? — горько подумала я. — Потому жениться ты на мне не можешь. Зато привез в этот дом, чтобы безнаказанно использовать меня для удовлетворения своей похоти…»
Во мне вдруг толкнулась мысль — бесполезная и глупая, но больше ничего не пришло на ум. И кровь… Я истекаю кровью, а значит, даже с браслетом из литариума что-нибудь да смогу.
Из последних сил я вырвала руку. Я не помнила нужного заклинания. Как же там было? «Стань моими глазами»? Или «посмотри на меня своими глазами»? Эх, была не была.
Магия крови подстегнула гаснущую магию, и я отправила последний импульс, пытаясь нащупать связь с той несчастной мухой, на которой ставила эксперимент. Может быть, она давно стала кормом для птицы, но другого шанса у меня просто не было.
— Лети, лети к Тёрну, — прошептала я.
На запястье застегнулся второй браслет. И я зарыдала, глядя в потолок.
— Давай, Агатка. — Справившись со мной, Даниель сделался миролюбив, он почти успокоился. — Пойдем.
Он поставил меня на ноги и повел перед собой, удерживая за плечи. Мы поднялись на второй этаж по лестнице, которая скрипела и прогибалась под нашими ногами. Я вынуждена была держаться за перила в лохмотьях синей краски, чтобы не упасть.
— Вот сюда. Наша спальня.
Сердце упало. Я чуть не завыла в голос, едва сдержалась.
Комната оказалась такая же убогая, как всё в этом доме. Постель действительно усыпали лепестки роз. На грязном покрывале они смотрелись жалко. Даниель помог мне сесть и отошел к спинке кровати. Я услышала металлический звон и вздрогнула. Даниель разматывал длинную, тонкую, но прочную цепочку, которая крепилась к железному каркасу, другой ее конец он застегнул, обернув вокруг браслета, и удовлетворенно кивнул.
Только после этого присел на корточки рядом со мной.
— Ну что же ты натворила, Агата, — сказал Даниель. — Ты посмотри на себя.
Он вытащил из кармана платок и, намочив слюной, принялся отирать кровь с моего лица. Я молчала, смотрела на него во все глаза и только вздрагивала от каждого прикосновения. Использовав магию крови, я совсем ослабела и не смогла бы сопротивляться, даже если бы захотела.
Мужчина, сидящий сейчас передо мной, не мог быть Даниелем. Я не верила, не хотела верить! Неужели одержимость так на него повлияла? Или она просто вытянула наружу всю гниль, что до этого таилась в глубине его души?
— Пожалуйста, Дани… Мне нужно отдохнуть… — прошептала я.
— Да, конечно. Я поглажу тебя. Успокою. Все будет хорошо.
Он вдруг порывисто вздохнул и ткнулся головой мне в живот, обнял за талию, прижался.
— Агата, да что же это…
Голос его на мгновение стал растерянным, испуганным, как у маленького мальчика. И я, боясь спугнуть эту часть его души, погладила Даниеля по мягким волосам.
— Дани… Отпусти… Я не стану держать зла, обещаю…
Он шмыгнул носом, не поднимая лица.
— Нет. Не могу, Аги. Я с ума схожу без тебя. Все будет хорошо. Ты привыкнешь. Давай поглажу тебя, поласкаю…
Во мне все заледенело, но я не отняла руки от его затылка.
— Дани, ладно… Ладно…
О боги, мне бы выиграть время!
— Только не сейчас. Посмотри на меня… Мне бы отдохнуть хоть немного…
47
Даниель наконец поднял лицо. Кровь из рассеченной брови он вытер о мое платье и сейчас выглядел уже не таким пугающим. Почти спокойным. Я не убрала руку с его затылка, старалась, чтобы она не дрожала.
— Дани, помнишь… Помнишь, мы искали в саду брошенные гнезда? Думали, что если в такое подложить куриное яйцо, то ночью прилетит жар-птица и согреет птенца? И из него вылупится феникс?
Я смотрела ему в глаза, говорила негромко, чтобы удержать того маленького мальчика, которого знала.
— А на озере… Помнишь, как я изображала русалку, щекотала тебя за ноги и пыталась утащить на глубину?
Даниель усмехнулся.
— С твоим-то ростом, Агатка, только на глубину и тащить…
Я перевела дыхание — он слышал меня, понимал. Может, еще не все потеряно? Даниель тяжело опустился на пол: в борьбе ему тоже досталось, выглядел он помятым и уставшим. Он заговорил, разглядывая свои руки, покрытые следами крови — и его, и моей. Смотрел на них так, будто не верил.
— Угораздило же тебя, Аги, податься в колдуньи… Гадство!
Я вздрогнула.
— Я…
— Да знаю! Это не твой выбор! Но почему я должен страдать с тобой заодно?! За что ты и меня прокляла?!
— Я не…
— Молчи, лучше молчи сейчас! Я ведь думал сначала, что просто скучаю немного. Отболит и пройдет. Всего лишь девчонка, с которой я рос… Так нет же, это как раскаленный гвоздь в сердце. Болит, и жжет, и тянет! Во что ты превратила меня, Агата! В тряпку, о которую можно вытирать ноги!
Я сжалась, убрала руку, но он, вздохнув, вернул ее на место к себе на затылок.
— Сделался так рассеян, что меня даже выслали из крепости. Новый командир сказал: съезди отдохни, а то мозги набекрень. Он думал, из-за миражей, из-за той ночи, когда они едва не прорвались. Не мог же я признаться, что из-за девчонки!
Он снял мою ладонь со своей головы и принялся гладить, перебирать пальцы, будто я была его желанной игрушкой, рядом с которой он успокаивался. Цепь тихонько позвякивала, но его, похоже, нисколько не смущало, что он приковал подругу детства в чужом доме.
— Я сделал Флоре предложение…
Не могу сказать, что новость оказалась неожиданной, но почему-то окончательно сбила меня с ног. Флоре предложение, а меня, как рабыню, на цепь… Но я молчала: все равно теперь, лишь бы Даниель продолжал говорить.
— Мы переспали… Я ничего не почувствовал! Смотрел на нее, а видел тебя, Агата! Все время видел тебя!
Он сжал мои пальцы так крепко, что я вскрикнула, но он уже отпустил и снова принялся гладить.
— Поэтому мы будем вместе. Ты ведь об этом мечтала, да? Хорошо, ты этого добилась.
Я хотела спросить у Даниеля, замечает ли он, в какое убогое жилище он меня притащил. И как он себе представляет нашу жизнь? Ведь Тёрн все равно меня разыщет. И папа, когда узнает, что я пропала, поднимет людей на поиски. Или он в своем воспаленном сознании представляет, что я так и буду сидеть на цепи — без еды, без пищи, без возможности выйти в туалет — и ждать его?
