Аккумулятор! Где же он? Был в кабинете… Когда? Десять лет назад? Больше? Пол устилали вещи, когда-то дорогие сердцу. Все, что удалось сохранить… Перо кружилось в воздухе… Луч света жарким пятном горел на полу… Неужели все? Конец?
Холод тек по венам. Тьма билась в центре груди, стиснутая в кулак магической силой, распрямлялась, пытаясь высвободиться. Колдун стоял посреди разгромленного кабинета, неосознанно скомкав в горсти рубашку, точно это могло помочь… Его взгляд, уже почти отчаявшийся, метался по книгам, картинам, полкам…
Синяя искра кольнула взгляд. Где? Только что мелькнула и пропала! Стараясь не терять самообладания, он медленнее, чем прежде, оглядел полки, книги, картины. Синяя искра снова мигнула. На этот раз он успел заметить — подоконник. Редчайший магический артефакт долгие годы пылился на подоконнике. Мысль показалась настолько абсурдной, что губы колдуна сами собой искривились в беспомощной усмешке. А может быть, в эту секунду он смеялся над собой, удивляясь собственной глупости и самонадеянности. За всё следует расплата…
Для того чтобы повесить амулет на шею, пришлось использовать обычный шнурок. Аквамарин лег на грудь, и колдун почувствовал, как в его тело вливается поток магии, которым можно управлять, который будет действовать без его постоянного контроля.
Тьма, сжатая в кулак, дернулась и застыла. Не погибла, но уснула крепким сном.
Не веря тому, что справился, колдун еще долго стоял, тяжело дыша, оглядываясь вокруг, будто впервые видел эту комнату и эти вещи.
Жив. И будет жить. Пока амулет останется на его груди. Считаные секунды отделяли его от того, чтобы потерять контроль…
Пошатываясь, он вернулся в гостиную. Ни Гаррета, ни Вики здесь уже не было. Молодой стражник унес жену, ни слова не сказав на прощание.
Колдун осел на пол, прислонился к подлокотнику дивана. Руки безвольно свесились между колен. Какая длинная сегодня ночь…
По бледному лицу, однако, скользнула тень улыбки. Все получилось. Две жизни спасены. А благодарности он все равно не ждал, он уже успел отвыкнуть от благодарности…
* * *
Я окаменела, с ужасом глядя на грудь Тёрна. Амулет был все тот же, ничуть не изменился. Изменились мои знания о нем.
Я отпустила его руку, с трудом поднялась на ноги. Отступила на шаг.
— Я… понимаю… — прошептала я. — Я… просто… Мне нужно…
Кусая губы, я кинулась в свою комнату.
53
Взлетела по лестнице на второй этаж, захлопнула за спиной дверь и, словно разом оставили все силы, упала на колени. Так и сидела в темноте.
«Это что же? Что же это?»
Мысли копошились в голове, как черные жуки, и я ни одну из них не могла додумать до конца. Сжала виски.
Медленно переоделась в тонкую сорочку, легла поверх одеяла. Сон не шел…
«Это что же я? Испугалась? Сбежала? Бросила его там одного?»
И снова, как наяву, я увидела Тёрна, сидевшего на полу. Тёрна с бессильно опущенными руками. Ему в тот раз впервые изменило самообладание… Но он не побоялся в этом признаться.
— Ты спас меня, — прошептала я, осознавая наконец и это.
Он спас меня и мою маму. Совершенно бескорыстно, ничего не требуя взамен. Договор на первенца был необходимостью, в нем не было никакой выгоды.
И другой договор… Ох, мамочки. Я, значит, вовсе не невеста, а давно замужем! И уже умудрилась изменить мужу. Я нервно хихикнула, очень уж дико и неправдоподобно это звучало.
Следом вспомнила Агнессу. Умирающую Несси. Если бы Тёрн не потратил заклинание на меня, мог бы он спасти ее, как спас мою маму? И жалел ли о совершенном когда-то импульсивном поступке, когда держал ее, угасающую, на руках?
— Но я же не виновата… Несси, я ведь не виновата! — всхлипнула я.
Тишина ничего не ответила. Я вытерла слезы и поняла, что нужно сделать. Ни мой отец, ни моя мама не сказали Тёрну и слова благодарности, я собиралась это исправить.
Побрела по коридору, перебирая в голове фразы. Все казались пустыми, неискренними, затертыми. А как сказать — я не знала.
— Спасибо, что спас мне жизнь… — бормотала я, ступая босыми ногами со ступеньки на ступеньку.
Ой, забыла накинуть халат, так и отправилась в одной сорочке.
— Я никогда не забуду, что ты для меня сделал… Нет, не то, не то…
Набрала в грудь побольше воздуха и вошла. Тёрн уже снова расположился в кресле, собрал с пола листы и продолжил писать. Лицо казалось спокойным и сосредоточенным, но вот он замер, стиснув перо в руке, закрыл глаза и откинулся в кресле. Он был такой красивый. И такой несчастный… Мое сердце сжалось от острой, почти болезненной любви.
Только теперь я поняла разницу между детской привязанностью к Даниелю и тем глубоким, искренним чувством, которое сейчас завладело мной. Я любила Тёрна таким, каков он есть. Любила всего целиком. Его тонкий профиль, его чуткие пальцы, его мимолетные улыбки, его выдержку и то, как спокойно и понятно он мог объяснить любой, самый сложный предмет. Ревности в этом чувстве не было, и все, чего мне хотелось, это сделать моего колдуна хоть чуточку счастливее.
Я приблизилась, осторожно ступая, и вытащила перо из его пальцев. Он вздрогнул и открыл глаза.
— Аги?..
— Прости меня…
— За что?
— Я сбежала… так стыдно…
Он улыбнулся. Он и не думал держать на меня обиды.
— Помнишь, я говорил: правда тебя напугает, но ты справишься… Агата, ты почему босая? Пол холодный!
Тёрн заметил, в каком виде я перед ним предстала. В доме действительно сделалось зябко: на улице внезапно похолодало, а камин мы не разжигали. Я собрала листы, разложенные на подлокотниках, забрала и чернильницу, унесла и положила все это на каминную полку. Тёрн с недоумением наблюдал за мной.
А я, смущаясь, скользнула к нему на колени, устроила голову на плече.
— Зажги камин…
Огонь занялся по щелчку пальцев. Тёрн накрыл ладонями мои обнаженные плечи — осторожно, бережно… Хотел что-то сказать, но я опередила: тронула пальцем цепочку, на которой висел амулет. Она была ледяной, будто только с мороза.
— Холодно, наверное, все время носить его на груди?
— Ничего, я привык…
— А ведь Агнесса сразу догадалась, для чего он нужен.
— Несси очень хорошо меня знала, понимала, что не надел бы без веской причины. Я никогда… Мне не требовались прежде аккумуляторы. А в Академии Блирона, где она преподавала, такой же носит один из магистров. Но в него мираж вселился, когда он защищал Разлом. А не так… глупо…
— Вовсе не глупо. Ты спас меня. И мою маму. И всех моих будущих братьев и сестер. Всю нашу жизнь. Спасибо.
