Он еще ни разу не сказал, что любит меня. Сколько бы раз мы ни занимались любовью, как бы нежен он ни был, как бы бережно ни целовал. Вот и сейчас первым делом подумал обо мне, залечил мои раны.
Я никогда его не спрашивала и не признавалась сама. Что если на мое «люблю» он ответит молчанием? Он связал наши судьбы, но одно дело забота о девчонке, которая навечно привязана к нему магическим заклятием, и совсем другое — истинное родство душ. Что я ему? Маленькая, наивная, слабая… Он никогда не обидит, не оттолкнет, и я была благодарна судьбе уже за это, но как же я хотела услышать из его уст три обычных до банальности слова.
«Я люблю тебя, Тёрн…» — думала я, засыпая.
Следующий день ничем не отличался от первого. Разве что мой костюм для верховой езды окончательно пропитался пылью и потом, волосы свалялись, булочки зачерствели, а на постоялом дворе в этот раз повезло еще меньше: свободных комнат не нашлось даже после того, как отец посулил расплатиться золотом. Хозяин кланялся, бледнел, догадываясь, что в его «Крылышко совы» внезапно занесло важную особу, но разводил руками: «Купцы, господин. Два обоза. С вечера. Все занято. Да мы вам сейчас уголок у очага отгородим! Сенца принесем!»
Папа шепотом рычал, Тёрн хранил невозмутимость, я была согласна спать даже на жердочке в курятнике. В конце концов мужчины соорудили мне лежанку из своих плащей. Сами дремали сидя, прислонившись к стене.
К полудню следующего дня мы въехали в столицу.
58
Прежде я не бывала в Карлоре, только слышала рассказы отца, который жил в столице, когда был ребенком. Почему-то я всегда представляла главный город королевства таким же, как Фловер, разве что домов побольше да улицы подлиннее. Теперь я жалась к Тёрну и папе, невольно ища защиты: я растерялась от обрушившейся на меня громады города, от его высоких башен, величественных площадей, толп народа, улиц, запруженных экипажами. Шумный, многоликий, стремительный Карлор выбил меня из колеи.
Тёрн вел Черныша бок о бок с Белянкой, потом забрал поводья и сам повел мою лошадку. Я, чувствуя себя деревенской простушкой, держалась за луку седла и глазела по сторонам.
— Гляди, — услышала я папин голос.
Сначала подумала, что он обращается ко мне, но проследила за его взглядом и поняла, что он обращается к Тёрну. Мой колдун ехал, будто нарочно отвернувшись в сторону, но после слов отца вздернул подбородок, распрямил плечи и, не спрашивая, куда именно должен смотреть, медленно перевел взгляд на базарную площадь.
Рынок как рынок. Не хуже и не лучше остальных. Были здесь и добротные лавочки, и наспех сколоченные из досок прилавки. Кто-то торговал вещами, разложив их прямо на нагретом солнцем белом камне.
Я вздрогнула, догадавшись. Площадь вымощена мрамором. И этот вытертый тысячами ног, растрескавшийся, потерявший былую белизну мрамор — единственное, что осталось от прежнего величия магической Академии Глора. Где-то здесь несколько десятков лет назад стоял Стерн Сварторн и глядел поверх голов стражников, пришедших арестовывать его студентов.
В полном молчании мы миновали площадь. Широкие улицы с выходившими на них парадными фасадами домов сменялись узкими, где прятались жилища попроще. Случалось объезжать стороной и вовсе неприглядные развалюхи. Я только диву давалась, как они сохранились в самом центре столицы.
Когда добрались наконец до «Приюта странника», у меня уже в животе бурчало от голода. Папа двинулся к стойке, намереваясь расплатиться за все комнаты, но Тёрн опередил его. Я услышала его спокойный голос, он просил подыскать спальню на двоих, для него и его жены.
Бочком, не поднимая головы, я протиснулась между ним и папой. Внутри все помертвело. Конечно, отец и прежде догадывался… Но когда вот так прямо, в лоб… Я собиралась попросить Тёрна снять для нас отдельные комнаты, но это было бы трусостью. Когда-нибудь пора признаться.
Быстро взглянула на лицо папы. Он сначала резко побледнел, а теперь кожа пошла красными пятнами. Руки сжаты в кулаки. То, что происходило между мной и Тёрном, не было для него супружеством, в обществе, где я родилась и выросла, такие отношения считались грязными… Мой отец с отвращением смотрел на колдуна: «Что ты сделал с моей маленькой девочкой?!»
— Папа… Генерал… — пролепетала я. — Нет… Все не так…
Тёрн выложил на прилавок три монеты, встал за моей спиной. Я знала, как он сейчас смотрит на отца, затылком чувствовала: «Она моя, и этого не изменить!»
— Ты… — сдавленным, сиплым шепотом, едва сдерживая ярость, произнес отец. — Ненавижу… Никогда…
— Не сейчас, Гаррет, — спокойно ответил Тёрн. — Мы расстраиваем Агату.
— Я дал слово… — задыхался отец. — Я помогу теперь, раз обещал… Но ты! Ты!
Папа сжимал кулаки в бессильном гневе. Я могла представить, что он чувствует, и только потому не обижалась.
Тёрн увел меня наверх. Попросил служанку наполнить ванну горячей водой. Пока я оттирала дорожную пыль, добавляя к мыльной воде и свои невольные слезы, он успел сходить в лавку за одеждой, и теперь на кровати меня дожидалось милое летнее платье, обшитое по подолу кружевами, светлые туфли, синяя лента для волос.
Тёрн сидел в кресле, опустив руки. Он не видел, что я на него смотрю. Но когда почувствовал движение, поднялся навстречу, улыбаясь. Нет, мой любимый, я уже понимаю все твои улыбки, и за этой ты пытаешься спрятать горечь.
— Я помогу?
Застежки у платья оказались на спине. До моих лопаток дотронулась теплая узкая ладонь с тонкими пальцами.
— Ты ведь… не несчастна, Аги? — спросил Тёрн тихо.
Жаль, я не видела в этот момент его лица.
— Я ведь жена тебе? — ответила я вопросом на вопрос.
— Больше чем жена…
Он положил ладони мне на плечи, а потом осторожно притянул меня к себе, обнял поверх моих рук, сжатых у груди, устроил подбородок на моей макушке.
Я обернулась и уткнулась лицом в любимую ямочку между ключиц.
— Тогда мне все равно, что о нас подумают.
Отступила к кровати, увлекая его за собой.
— Пойдем, пойдем…
* * *
За обедом мы все трое старательно делали вид, будто ничего не произошло. Отец угрюмо смотрел в тарелку, и, будь я на месте той отбивной, незамедлительно захотела бы уползти от его насупленного взгляда. Тёрн невозмутимо резал свой кусок, правда, я не заметила, чтобы он ел. Я щипала салатный лист. Впрочем, настроение уже исправилось. Я надеялась, что мужчины рано или поздно смогут найти общий язык, тем более что в столице нас ожидали куда более важные дела.
Наше молчание прервали самым неожиданным образом. За стол, где мы сидели — неприметный стол в самом углу таверны, — шмыгнул мальчишка лет четырнадцати. Уселся на лавку, словно так и надо, оглядел каждого веселыми глазами.
— Эй, малыш, ты ничего не перепутал? — проворчал мой отец, однако, беззлобно.
