Он выбрал семейное заведение неподалеку от университетского кампуса. По вечерам преподаватели разъезжались по домам, а для студентов ресторанчик был дороговат, поэтому в небольшом зале ужинала лишь пара немолодых геев. На нетрадиционную ориентацию мужчин указывала темнота волос, противоречившая морщинам на лицах, и что-то неуловимое в обращении друг к другу – хотя одеты они были, как все.
Дэн не раз спорил с Роуз о правах сексуальных меньшинств. Она считала правильным, что однополым парам разрешили вступать в брак, а он утверждал, что американская толерантность в отношении сексуальных меньшинств уже дошла до абсурда – и это на фоне лицемерной пропаганды роли семьи! Роуз тут же обвиняла его в устаревших взглядах – а он поминал ей библейское «Плодитесь и размножайтесь» и предрекал, что в некоторых европейских и скандинавских странах коренное население вот-вот исчезнет из-за моды на однополые браки, от которых, как известно, дети не родятся.
Не желая лицезреть нетрадиционную парочку, Дэн устроился к ним спиной, с аппетитом умял стейк и выпил бокал пива. Размышляя о благих намерениях – имея в виду свое желание освоить кулинарное искусство, – и о том, что камнем преткновения в подобном начинании может послужить банальная лень и голод, он расплатился, вышел на улицу и закурил, всматриваясь в черное, испещренное звездами небо. Повисшая на нем белая луна служила главным источником света, в стороне от ярких окон ресторанчика улица тонула во мраке. Как везде в Штатах, вдали от магистралей на иллюминацию не тратились: горели только фонари возле частных домов, и многие из них скрывались за деревьями. Дэн уже почти докурил и собирался свернуть за угол на крошечную стоянку, где оставил автомобиль, когда сонную тишину прорезал женский визг и отчаянный крик: «Что вам надо, отпустите!»
Не думая, Дэн рванулся на голос по пустынной улице. Он был уверен, что даже если в окрестных домах услышали вопли, носу никто не высунет, в лучшем случае позвонят в полицию – а пока она приедет… Также он знал, что полицейские не станут разбираться, кто прав, кто виноват. У них один сценарий: всех в наручники, в машину, в участок.
Он бежал на женский крик, который повысился до визга, но вдруг умолк. И тут, возле тонущей во мраке спортивной площадки Дэн разглядел три силуэта: женский, на коленях, и два мужских над ним. Один из мужчин склонился, замахиваясь, и женщина вновь взвизгнула, закрывая лицо руками. Не размышляя, Дэн налетел сзади на второго, коротко рубанул ребрами ладоней по шее – злоумышленник осел. Пока бьющий женщину разгибался, Дэн успел припечатать ему ботинком в челюсть, сбивая с ног, а когда тот упал, добавил острием плотно сведенных пальцев в нужную точку на горле. Парень отключился. Его жертва подняла голову и ошарашенно оглядывалась. Дэн дотронулся до ее плеча, прихлопнул немного, приводя в чувство.
– Они скоро очнутся, а через минуту здесь будет полиция. У меня нет желания ее дожидаться.
– У меня тоже, – всхлипнул срывающийся девичий голосок.
Девушка ползком обогнула парней на асфальте, дотянулась до валяющегося в стороне рюкзачка и наконец встала на ноги.
Дэн схватил ее за руку, потащил в сторону ресторанной стоянки, втолкнул в свой автомобиль и тронулся с места, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не давануть по газам. Он петлял по улицам, не глядя на соседнее сиденье, и только удалившись от места происшествия не меньше чем на милю, остановился под фонарем, чтобы посмотреть, кого спас.
…Возле него сидела та самая девушка с Рыбачьей пристани. Правда, уже не в лазурном платье, а в облегающих джинсах и желтой майке, и русая грива теперь была забрана в хвост. Но он не мог перепутать: тот же прямой носик с едва заметной горбинкой, соболиные брови вразлет и глаза под стать им – широко посаженные и опушенные густыми ресницами. На левой скуле краснеет пятно – будущий синяк.
Глядя на него, девушка пролепетала:
– Спасибо… Вы мне жизнь спасли!
– Ну уж, прямо и жизнь… – хмыкнул он. – Скорее всего, на вашу жизнь они не покушались. Правда, вас могли изнасиловать или вообще превратить в сексуальную рабыню. Месяц назад по телевидению трубили, что в Фриско накрыли банду сутенеров. Видно, не всех изловили… Мне кажется, симпатичным девушкам вообще не стоит искушать судьбу и разгуливать по ночам!
– Какая ночь? – возразила она и кивнула на светящийся циферблат посередине приборной доски. – Начало десятого, детское время.
– Обычно вы гуляете еще позже, – не то спросил, не то констатировал Дэн, вспомнив танцульки на набережной. И вдруг сообразил: – Или это были ваши друзья?
– Нет, вы что! – возмутилась девушка. – Какие друзья, просто…
Она запнулась, умолкла и стала рыться в рюкзачке. Видимо, изыскания ни к чему не привели, потому что, дернув за шнурок рюкзака, она обиженно тряхнула его, шипя сквозь зубы по-русски:
– Вот черт! Черт! Черт!!!
– Ты русская? – поразился Дэн, и только сейчас сообразил, что крики раздавались на его родном языке.
– А вы что – тоже?
От удивления глаза девушки стали почти круглыми, как у кошки. Затем она улыбнулась, а после рассмеялась:
– Свой свояка видит издалека!
– В данном случае больше подойдет другая поговорка: «Сам пропадай, а товарища выручай».
– Не слышала такой…
– Ну, конечно, про товарищей теперь не актуально. Ты откуда?
– Из Москвы.
– Давно?
– Уже год. Учусь в университете.
– На кого?
– Адаптивная социализация. А вы давно здесь?
– В Штатах – десять лет, до этого жил в Германии. А родом из Ленинграда.
– Да? Я тоже там родилась, но никогда не бывала.
– Как это?
– Мы переехали, когда мне еще года не исполнилось, а позже как-то не выдалось съездить. Мама отчего-то Питер не любит. И говорит, что там не любят москвичей.
– Это точно, – кивнул Дэн и протянул руку: – Ну, давай знакомиться, землячка. Дэн Сэндлер.
– Надя Петрова.
– Хорошее имя, а главное, редкое… – пробормотал Дэн себе под нос, но Надя неожиданно откликнулась.
– «Ирония судьбы»! Ее до сих пор под Новый год по телику обязательно показывают.
– Ее и в восьмидесятых показывали, – улыбнулся он, – и в девяностых. Вечное кино.
– А вы знаете, что ремейк сняли? В ролях Безруков, Хабенский, Лиза Боярская…
– Боярская? Дочь Д’Артаньяна, что ли?
Девушка покивала и продолжала перечислять:
– И Барбара Брыльска, и Яковлев, и Мягков. Боярская – дочка Брыльской и Яковлева, а Хабенский – сын Мягкова, и все как бы повторяется…
– И что, хорошее кино?
– Нормальное, – пожала плечами Надя.
– И ты будешь смотреть его каждый Новый год?
– Не-а, – помотала она головой.
