– Лапочка, душечка, пойди сюда…
– Надя, нельзя, – предупредил он сзади. – Посмотри, никто их не трогает.
Туристы косились на девушку, но замечаний не делали.
Она все-таки сумела дотянуться до коричневой шерсти. Косуля вздрогнула и отскочила. Вслед за ней заволновались остальные и быстро поменяли дислокацию, удалившись от ограды в сторону густого кустарника. Пожилая японка гневно взглянула на Надю и возмущенно прокомментировала ее поведение на своем лающем языке.
– Пардон, – извинился за Надю Дэн и, вытащив ее за руку из толпы, принялся распекать: – Испортила людям удовольствие? Довольна?.. Что за детские выходки! Сказано не трогать ничего, значит, не трогать. Это тебе не Россия, здесь за такое могут и наказать. Вот запомнит кто-нибудь номер моей машины, и получу я штраф на кругленькую сумму.
– Что, не поленятся накапать?
– Конечно, не поленятся. Тут все друг на друга стучат.
– И ты стучишь?
– Нет, – покачал он головой и улыбнулся. – Происхождение не позволяет.
Он вспомнил, как удивляло и раздражало его после отечественной вольницы беспрекословное немецкое следование порядку и подчинение закону. Все строго. От и до. И никто не станет делать скидки, выслушивать объяснения, вникать в твои обстоятельства. Римма тогда выдвинула теорию, что именно это ежедневное бытовое сдерживание приводит к периодическим беспорядкам, взрывам недовольства. Начав с мирной демонстрации в защиту каких-нибудь демократических прав, толпа распаляется и молодежь начинает крушить все, что под руку попадется. В его русской жизни такого не бывало. А в Германии видел, и в Америке не редкость. Возможно, Римма была права?
– Вот слушай. Однажды еду я домой, и вдруг вижу: впереди небольшой участок дороги на ремонт перекрыли. Утром она была открыта, еще ничего разворотить не успели. Увидев, что проехать можно, я решил проскочить, чтобы не выбираться вновь на фривей и не пилить в объезд. Камер в том месте нет, и мне казалось, никто моего преступления не видел. Однако вскоре мне пришел штраф на пятьсот долларов! Не поленился кто-то, настучал.
– Вот гады! – возмущенно выдала Надя.
Между тем солнце справа уже скатилось, и, зацепившись за вершины гор по ту сторону долины, подсвечивало редкие облака раскаленной желтизной. Чем выше, тем гуще наливалось небо вечерней синькой, а на зеленый, усыпанный алыми цветами луг стремительно набегала тень. Однако взоры собравшихся на пятачке возле стоянки были устремлены в противоположную сторону. Там, принимая привет уходящего светила, серые горы окрасились в фантастические аквамариновые тона. Контуры и складки пород обозначились резче, будто рука невидимого художника-модерниста специально акцентировала тени, стараясь добиться лучшей выразительности. Под последними лучами голая отвесная стена ближайшей скалы вдруг вспыхнула ярко-оранжевым и на ней чудесным образом проступил человеческий профиль.
«Индеец, индеец!» – указывали на скалу туристы.
Надя обернулась к Дэну, глаза ее сияли.
– Круто! Ну, круто ведь?
– Конечно круто! Однако нам надо поторопиться и позаботиться о ночлеге. Боюсь, поблизости все занято, как бы не пришлось спускаться в долину.
Они вернулись на Нортсайд драйв и вскоре Дэн остановил машину возле непритязательного на вид «Йосемити-отеля», по соседству с которым раскинулся палаточный лагерь. Свободных номеров здесь не нашлось, а в палатке ночевать Дэн не желал. Сверившись с картой, решил проехать еще милю до отеля «Авани». Эта гостиница занимала огромную, огороженную высоким деревянным забором, территорию. Несмотря на дневную жару чуть не под сорок, газон радовал взор свежей зеленью травы. Тут и там высились столетние гиганты: клены, грабы, сосны и секвойи. Здание отеля, сложенное из дикого камня, напоминало шато где-нибудь в горном Провансе.
Миновав лужайку, они вступили в просторный холл, где дизайнеры обыграли историю покорения Сьерра-Невады. Литографии и дагерротипы с горными видами и индейцами чероки в боевом облачении на стенах, ковры на полу, обивка диванов и кресел, орнамент бордюров под потолком, керамика в витринах – все это напоминало об аборигенах этих мест. Зато камины и столики с инкрустацией выглядели вполне по-европейски, так же как окна с мелкой расстекловкой и люстры со свечами, свисающие на цепях с балок высокого потолка.
Надя с интересом оглядывала интерьер, а Дэн прикидывал, почем здесь берут за номера. Цена оказалась вполне приемлемой, но комната всего одна, последняя.
Узнав, что второго номера нет, он собрался развернуться к выходу, но Надя остановила его.
– Не надо два. Я ведь все равно… Я одна в номере не смогу, честно. Я ни за что не усну.
Он вспомнил утреннюю картину – закинутые за голову тонкие руки, выглядывающую из-под простыни обнаженную грудь, – и едва сдержался, чтобы не ответить: «А думаешь, я засну в одной комнате с тобой?»
Вместо этого спросил у портье:
– Там две кровати?
– Да, – кивнула женщина за стойкой. – Это номер для двух взрослых.
Комната, куда их проводил бой, выглядела уютной. Две кровати квин-сайз разделяла тумба с массивной настольной лампой, стену украшали несколько картинок с видами заповедника. В санузле вместо обычной душевой кабины стояла ванна-джакузи.
Они поужинали в чопорном ресторанном зале – огромном, с потолками под три этажа. Затем прогулялись вокруг отеля, наслаждаясь вечерней свежестью после стоявшей весь день жары. Было поразительно тихо, лишь в глубине парка слышался чей-то негромкий разговор. Во тьме, за освещавшими территорию отеля редкими фонарями угадывались близкие скалы.
Когда они вернулись в номер, Надя, едва сдерживая зевоту, проговорила:
– Чур, я первая в ванную, спать ужасно хочется.
– Это от высоты. Здесь воздух разреженный.
Вскоре за дверью ванной послышалось журчание воды. Дэн раскрыл свой чемодан, чтобы достать чистое белье и вдруг замер.
«Интересно, а в каком виде Надя будет спать – опять голая? В общежитии она не подняла с пола ни трусиков, ни футболки – наверно, побрезговала. Ну и ситуация…»
Никогда еще ему не доводилось испытывать собственную выдержку, ночуя в одной комнате с незнакомой девушкой. Вернее, совсем мало знакомой. И слишком молодой, слишком юной! Однако наивной она не выглядит, и должна же понимать, что мужчина и женщина, оказавшиеся ночью в такой близости друг от друга… Или понимает, но нарочно провоцирует?.. Кто их, молодых, знает? Если судить по российскому ТВ, наивных девушек на его родине просто не осталось.
Спустя минут десять Надя вышла в гостиничном халатике. Он старался не пялиться на нее, но глаза запечатлели капельки воды на атласной коже идеально стройных ног, прикрытых чуть выше колен белым махровым материалом. Воображение дорисовало то, что скрывается под ним, и собственное тело тут же ответило возбуждением. Погасить его удалось не сразу, и он специально долго валялся в ванной, ожидая, что Надя уснет.
