– Ты, пап, воинствующий атеист! – заявила со смехом Римма.
– Да, я атеист. Но не воинствующий. Я вообще пацифист. И меня нельзя заставить верить в правдивость старинных легенд. Это ведь все легенды, сказки. Литература! Я верю только в прогресс. И согласитесь, большинство войн в истории затевалось из-за разницы в вере… Начиная от древнейших времен и до современных конфликтов.
– Аркаша, ты уже забрел в какие-то дебри, – остановила мужа Фаина. – Что мы в этом понимаем? Пусть каждый верит, во что хочет… Хватит тебе разглагольствовать. Денис, наверно, хочет отдохнуть. Чай попили, и идите.
Поблагодарив хозяйку, Денис пошел к себе. Аркадий отправился смотреть телевизор, а Римма осталась помочь матери. Та возилась в раковине с посудой, дочь убирала со стола.
– Заметила, в каком состоянии Денис? – вполголоса спросила Фаина.
– Ну да, вялый какой-то…
– Ужасно подавлен. Ему пришлось бежать из Союза… тьфу ты, из России – буквально в один день! Нелли рассказывала без подробностей, но все равно жуткая история. Вначале бандиты убили отца его невесты, потом погибла она сама, а после – соседка, Неллина подруга. И все это как-то связано с Денисом.
– Он что, их убил? – выкатила и без того большие глаза Римка.
– Спятила? Нет, конечно. Но винит в их смерти себя.
– Почему?
– Не знаю. И, думаю, спрашивать у него не стоит… Если только сам не заговорит. Хотя Нелли просила вообще не поднимать эту тему.
– Ну и зря. Проблема, загнанная внутрь, причина многих, если не всех психических расстройств. Ему нужен психоаналитик или психотерапевт.
– Сказанула! Сколько это стоит? У него таких денег нет, у нас тоже. Психоаналитик!
– Настоящий, с именем, конечно, недешево обойдется. А если начинающего? У нас в колледже есть ассистент, диссертацию пишет, как раз по этим делам…
– Думаешь, даром согласится?
– Даром вряд ли. Но я могу узнать, за сколько возьмется. Кажется, он парень скромный.
– Денис передал мне пять тысяч долларов. Как думаешь, хватит?
Римма пожала плечами.
– Я спрошу.
Спустя неделю Римма с Денисом уселись в трамвай на Хегельштрассе и покатили в сторону центра города, Кесселя. О том, куда они направляются, Денис знал из телефонного разговора с мамой. В Штутгарте его проблемы вслух не обсуждали и старались делать вид, что ничего не замечают.
Неожиданно вагоны нырнули в тоннель. В центре трамваи загнали под землю, чтобы не загромождать и без того переполненные улицы и не портить городской ландшафт, объяснила Денису Римма.
Они вышли на Шарлоттенплац и двинулись вперед, ориентируясь на острый шпиль. Пройдя совсем немного, оказались на старинной площади, окаймленной двойным рядом теряющих последнюю листву лип. И среди них, и на самой площади, в киосках и под разноцветными зонтиками, расположились торговцы всякой всячиной: от самодельной бижутерии и керамики до люстр и плетеной мебели. С высокого постамента за ними надзирал всадник в средневековом облачении.
– Император Вильгельм фон Руманн, – указала на памятник Римма, – а там, дальше, старый замок. Видишь, какой мрачный снаружи, зато внутренний двор очаровательный. В духе итальянцев, будто в эпоху Возрождения попадаешь. Нам сюда, – кивнула она направо.
Юрген Майсснер жил в небольшой квартирке, расположившейся в мансарде выкрашенного в светло-коричневый цвет трехэтажного дома. Спальню молодой ученый переоборудовал под кабинет, а для ночного сна ему служил диван в проходной гостиной, в углу которой приютились двухкомфорочная плита, кухонный стол и шкафчик. Познакомив Юргена с Денисом, Римма поинтересовалась, когда за ним зайти. Майсснер ответил, что первая беседа займет не больше сорока минут и, кивнув на прощанье, закрыл за девушкой дверь.
По дороге Римма сказала, что Юргену всего двадцать пять лет, но выглядел тот солидно: внушительная фигура при среднем росте, высокий круглый лоб с намечающимися залысинами, гладко зачесанные назад светло-русые волосы. Одет он был в серые строгие брюки, из-под треугольного выреза тонкого пуловера виднелся распахнутый ворот белой рубашки. Сделав приглашающий жест в сторону кабинета, Майсснер сказал с небольшим акцентом:
– Будем говорить по-русски? Моя бабушка русская, попала сюда во время войны.
Угнали в плен, догадался Денис, и кивнул:
– Мой немецкий ограничивается школой.
– Если хотите, можно попробовать по-немецки, но я думаю, вам пока будет неудобно. Возможно, позже, когда вы освоитесь с языком…
«Интересно, как долго он надеется проводить надо мной эксперименты?» – входя в кабинет, подумал Денис.
Комната имела странную конфигурацию. Часть низкого потолка была скошена, из него на крышу выдавалось окно с задернутыми коричневыми шторами. Слева примостился просторный письменный стол, явно антикварный, рядом современное вращающееся кресло. Дальше по этой стене еще одно кресло – на вид уютное и мягкое, и журнальный столик. Напротив – темный кожаный диван с мягкими подлокотниками и парой неброских шелковых подушек.
– Присаживайтесь, – предложил хозяин кабинета, указывая на диван, а сам устраиваясь возле стола. – Вы здесь для того, чтобы я помог вам избавиться от ночных кошмаров и общей депрессии, от мучающих вас мыслей. Так?
Денис кивнул.
– Вы согласны быть со мной предельно откровенным, как на исповеди?
– Я никогда не бывал на исповеди.
– Вы атеист? Тогда я сформулирую иначе: предельно откровенным, как с самым лучшим другом. Мы будем работать вместе. Я помогу проанализировать ваши мысли, ощущения, мучающие вас кошмары. Вместе мы исследуем и дадим оценку событиям вашей жизни. И, в завершение первого этапа работы, оценим, какие последствия для вашей будущей жизни может нести нынешнее депрессивное состояние. Итак, вы согласны?
Денис не слишком уверенно пожал плечами. Раскрывать душу чужому? Он не представлял, как этот человек сможет избавить его от жгущего душу ощущения, что он разрушил не только свою жизнь…
– Прилягте.
– Что?
– Ложитесь на диван. Голову в ту строну, к двери. Не стесняйтесь… А теперь закройте глаза и подумайте, что вас волнует больше всего. И скажите мне.
Денис послушно закрыл глаза. Исчезло окно, кабинет и Юрген Майсснер. Едва чувствуя под собой опору дивана, он представил себя одиноко парящим в мягкой темноте.
– Не торопитесь, подумайте… – услышал он голос Майсснера.
– Чувство вины, – выдавил Денис через несколько секунд.
– Почему?
С закрытыми глазами правду оказалось сказать проще.
– Я не предотвратил убийство.
– Что? – вырвалось у Юргена совсем другим, резким тоном.
Денис открыл глаза. Психотерапевт пристально уставился на него.
