— А что случилось?
Мать вздыхает. Я хорошо знаю эту женщину и по вздоху могу предположить, что сейчас начнутся наезды на папу. Бедный… Как он живёт столько лет под постоянным прессингом?
— Твой отец… Он…
— Чем он снова провинился? — не скрываю сарказм.
— Он ушёл, Кристина. К другой женщине, — слышу всхлип, поднимаюсь.
— Ты опять? Мам, у него нет никаких любовниц. Сейчас с мужиками в гараже пивка тяпнут, и вернётся, — успокаиваю её, но чувствую что-то неладное. Обычно мама более бойкая, а тут замолчала.
— В этот раз всё по-настоящему. Он собрал вещи и ушёл. Сказал, что полюбил другую… — теперь уже она плачет.
— Ладно, мам. Завтра приеду.
Влезать в родительские дела хочется меньше всего, но оставить мать в такой момент я не могу. Да и не держит меня здесь ничего. Больше нет…
— Нет, не приезжай, — как-то резко противится она. — Лучше заканчивай разгуливать и найди работу. Твой папаша теперь тратит деньги на другую семью, а на моей шее, если ты помнишь, ещё кредит висит. Кредит, который я взяла на твою учёбу, — конечно же, не забывает упрекнуть. — И кстати, раз уж на тебя обратил внимание такой мужчина, как Максим, думаю, тебе стоит задуматься и помириться с ним. А то так и будешь сидеть в общежитии до конца своих дней. Не знаю, что ты там натворила, но иди к нему, падай в ноги и вымаливай прощение.
— Я поняла тебя. Деньги будут, не волнуйся.
Она продолжает отдавать приказы, а я безэмоционально выслушиваю, сухо прощаюсь. К тому, что маму не волнуют мои проблемы и переживания, я привыкла. А вот папа… Папа всегда был со мной предельно честен. Я даже представить не могла, чтобы у такого примерного мужа и отца появилась другая женщина. Оказывается, мать права. Мы с ним, и правда, одного поля ягоды. Оба предатели.
— Доброе утро, — из ванной появляется Карина с чалмой из полотенца на голове. — Что, опять мамашка твоя придурошная звонила? Она мне вчера весь мозг выклевала.
— Да, и поэтому ты ей рассказала, что я вернулась в общагу? — на бывшую подругу уже не злюсь. Как-то плевать стало. Но лезть в мою жизнь никому больше не позволю.
— А что мне оставалось делать? Я пришла, ты спала. Ни о чём не предупредила. Перед этим Макс твой этот приезжал. Ворвался в комнату, как дурной. Весь в мыле, глаза безумные. Думала, если найдёт, прибьёт тебя. А потом твоя мать начала наяривать. Я, знаешь ли, не нанималась тебя прикрывать. И ты не просила. Слушай, у тебя деньги есть? Жрать так хочется, пиздец просто, а в кошельке ни копейки.
Я вздыхаю, тянусь за сумкой. У меня в кошельке тоже не густо. Около десяти тысяч наличкой. На карте, правда, ещё много денег, но ведь они не мои… Это Макса деньги. Он давал их своей девушке. А я больше не его девушка.
— Нихрена себе, у тебя, мать, бабла! Слушай, ну вот вообще тебя не понимаю. И чего не держалась за такого мужика? — Карина выхватывает прямо из моего кошелька тысячу. — Пойду, куплю чего-нибудь на завтрак.
Я смотрю на зелёные бумажки, горько усмехаюсь. Это же надо… И правда, много. Я столько в месяц раньше получала. При Максе же привыкла тратить деньги, не считая их и не думая, что буду есть завтра. Как быстро привыкаешь к хорошей жизни…
Вскоре заявилась Карина с пакетом продуктов, воодушевлённо рассказала о том, как поругалась с какой-то злющей бабкой на кассе, и пошла готовить завтрак. А я вдруг поняла, что больше не хочу здесь жить. Не хочу видеть по утрам Карину и слышать, как за стенкой трахаются молодожёны, а в коридоре на кого-то вопит комендант. И домой не хочу. У нас с матерью всегда были напряжённые отношения, а сейчас она и вовсе кажется мне чужой.
Мне хочется к Максу. В его сильные, уютные объятия. Слушать по утрам, как он сопит мне в макушку, и приносить ему свежий кофе в постель. И целовать его, касаться его руками. Всё вернуть, отмотать назад, будто ничего и не было. Стереть ластиком тот проклятый день и всё изменить. О том, была ли с его стороны измена, я не думаю. Не верю больше. Макс не бросает слов на ветер. И хоть я так и не узнала, кто была та девушка, но она точно врала. Да и что это теперь меняет? Мы больше не вместе.
Ближе к обеду заставила себя выйти из дома. Отправила часть налички матери. Этого хватит оплатить кредит на месяц, а потом что-нибудь найду. На худой конец вернусь в супермаркет, там постоянная текучка. Трогать деньги с карты я не стану. Они не мои. Быть может, Макс скажет их вернуть, хотя это, конечно, не в его стиле. Он не опустится до такого.
Из банка иду в парк. Возвращаться в общагу пытке подобно. Покупаю большой рожок и сажусь на лавочку. Ем мороженое со слезами вперемешку и вспоминаю Бали. Тот день, когда всё началось. А ведь во всём случившемся только моя вина. Подними я тогда скандал и расскажи обо всём Максу, Халим бы всё понял и отвязался. Но я промолчала, чем и дала ему повод.
И корить себя теперь бессмысленно. Макс не простит. Не забудет.
— А что такая красивая и такая грустная девушка делает здесь одна? — слышу вблизи, и чья-то задница приземляется рядом, даже не спросив на это позволения. Закатываю глаза, продолжаю поглощать мороженое. Подозреваю, что не особо эротично сейчас выгляжу, но как-то плевать. В конце концов, я никого не звала. — Позвольте, составлю вам компанию? — по голосу — уже не молодой парень. На лицо его не смотрю — неинтересно. Но в глаза бросается обручальное кольцо на его правой руке. Надо же, кобелёк решил гульнуть от жены, но забыл спрятать доказательство своей блядской натуры? Болезненно усмехаюсь. А ведь я такая же… Блядь.
— Нет, — отвечаю равнодушно, смотрю на дорожку, по которой пробегают спортсмен с собакой.
— Ээ… — ухажер теряется. Видимо, не ожидал отказа.
Всё же смотрю на него. Понимаю, почему он удивлён посылом на хрен. Мужик очень даже видный. Дорогой костюм, туфли, в руке ключ от иномарки (не сомневаюсь, что дорогой), а из кармана торчит новая модель айфона. Пожалуй, Карине он приглянулся бы. Но не мне. По сравнению с Максом этот мужчина просто бледная тень.
— Я сказала, нет. Не интересует, — повторяю, глядя ему в глаза, и мужчина понятливо кивает.
— Ну… Что ж. Прошу прощения за беспокойство, — улыбается, берёт мою руку, целует тыльную сторону ладони. — Всего доброго, прекрасная незнакомка, — поднимается со скамьи, а я вскидываю удивлённый взгляд на темнокожего мужчину, который неожиданно вырастает перед нами.
Мой неудавшийся женишок быстро оценивает ситуацию и исчезает раньше, чем его об этом просят. По аллейке идёт Халим. Приближается ко мне, так же быстро всё рассматривает.
— Who is he? (Кто он?) — встаёт передо мной так, что ширинка его брюк оказывается на уровне моего лица. — Another man of yours that I must eliminate? (Еще один твой мужчина, которого я должен устранить?)
Молча смотрю на него, подняв лицо кверху. Глаза араба мечут молнии, губы сжаты в тонкую полоску. А мне вдруг становится так смешно, что, не выдержав, прыскаю и захожусь от хохота.
