— Так, может, не будем откладывать этот момент? — подзываю Демида движением указательного пальца и замираю, упершись в стену. Расстояние между нами сокращается. Он преодолевает его в два широких уверенных шага. Чувствую, что попала в собственную ловушку.
— Ты же знаешь, что я хочу этого больше всего на свете? — шепчет Балашов, останавливаясь в миллиметре от меня, но все еще не касаясь.
— Но?
— Но ты только пришла в большой спорт, милая. Я не жду, что ты сразу отправишься на Олимпиаду.
Опускаю взгляд. По его мощной, обтянутой простой голубой футболкой груди, ремню на джинсах, сильным рукам, перевитым венами, к огромным кулакам, которые он то сжимает, то разжимает, не справляясь с волнением.
— Мне кажется, я готова, — сиплю я, удивляясь, почему мой голос звучит так неуверенно.
— Правда?
— Да. Не сейчас, ты прав в том, что это должно пройти в другом месте. Но… я готова.
Он кивает. Обхватывает мой затылок ладонью и на несколько сладких тягучих секунд замирает, коснувшись своими губами моей макушки. Мне кажется, он немного дрожит. Как при ознобе. Но это настолько невероятно, что, наверное, просто почудилось.
— Я хочу, чтобы это случилось здесь.
— Хорошо… — с моих губ срывается влажный смешок.
— Хорошо, — эхом повторяет Демид. — Мебель на второй этаж завезут уже скоро…
Свожу брови и, обхватив его руками за пояс, откидываюсь в его руках:
— Я не пойму, ты мне угрожаешь, что ли?
— А что, мои слова прозвучали угрозой?
— Ага…
— Ну, что ты. У меня-то и оружия нет, — смеется Балашов, перемещая руки на мои плечи и начиная их легонько массировать.
— А та боеголовка в штанах? — щурюсь я.
— Кажется, она больше тебя не пугает. Или я ошибаюсь?
— Нет.
Качаю головой и неловко отступаю в сторону. Балашов внимательно за мной наблюдает.
— Я правда рада, что ты остановился на этом сливочном цвете. И мебель мне наверняка тоже понравится. Думаю, она здесь будет чудесно смотреться, — отчего-то совершенно глупо смутившись, резко меняю тему.
— Завтра здесь начнется уборка. К субботе обещали собрать мебель в детской и кровать в спальне. Я думал перебраться сюда, но меня смущает то, что кухня еще не готова.
— Ты мог бы приходить поесть к нам. Не вижу в этом проблемы, — пожимаю плечами.
— Я вижу.
— Правда? — мой голос звучит растерянно.
— Конечно. Я хочу жить с вами под одной крышей, а не ходить в гости. Я хочу вместе засыпать и просыпаться. Толкаться утром у раковины и спорить о том, чья очередь сегодня готовить завтрак.
— Я не завтракаю, — озвучиваю то, что меня волнует, пожалуй, меньше всего. Иначе… просто расплачусь. От счастья. Это вообще нормально?
— А вот и плохо. Но мы пересмотрим твои привычки. Глядишь, я тебя и со спортом подружу.
— По-моему, в этом вопросе я совершенно точно безнадежна. — Зеваю устало и, возвращаясь к Демиду, снова его обнимаю.
— Скажи мне «да».
— А на какой вопрос?
— Известно, на какой. Ты выйдешь за меня?
Замираю. Как в замедленной съемке вскидываю потрясенный взгляд.
— Это же не из-за Полинки, правда? Ты не из-за нее мне это предлагаешь?
Демид качает головой. Я вглядываюсь в его лицо до рези в глазах и вижу, как от волнения часто-часто бьется тонкая венка на его виске, а желваки на скулах ходят туда-сюда. И хоть я тоже очень волнуюсь, мне нужно знать…
- А почему? Просто… скажи, почему?
— Потому, что я люблю тебя больше всего в этом гребаном мире, а ты все никак мне не поверишь.
— Ты никогда этого не говорил.
— Я говорил много раз. Просто ты не готова была это услышать, — Демид опять касается губами моих волос, ведет носом за ухом и прихватывает мочку зубами. — Ну, так что? Будет мне, наконец, счастье?
— Думаю, тебе повезет, — я больше не могу сдерживаться. Эмоции рвут меня на ошметки. С ресниц срывается одна слеза, другая… И пусть для кого-то это не самое романтичное предложение руки и сердца, меня все устраивает. Если отпустить все свои страхи и только представить, как это может быть… Если позволить себе быть счастливой…
— Эй, малышка, не плачь. Ты просто согласилась выйти замуж. Нет, я, конечно, понимаю, что далеко не самый лучший вариант из возможных, но все ж не так плохо, да?
Смеюсь. Плачу и смеюсь. Потому что Балашов очень старается… Но самодовольство в голосе выдает его с головой. Его уничижение кажется таким наигранным, что я фыркаю сквозь слезы.
— Ага. Так я ж и не поэтому плачу, — громко шмыгаю носом.
— А почему?
— Боюсь, до алтаря не дойду живой. Твои фанатки меня, — провожу большим пальцем по горлу.
— То есть ты хочешь венчаться? В церкви? Правда?
Открываю рот. Нет. Нет, вообще-то. Я ведь совсем не об этом, так? Это просто устойчивая фраза, применительно к любой свадьбе… или…
— Не знаю. Я об этом не думала.
— А ты подумай. По-моему, отличная идея. Я где-то слышал, что разводы там не предусмотрены.
— Неужели сомневаешься в себе?
— Еще как! Вдруг найдешь кого-нибудь…
— Не такого отбитого?
— Ага…
Несем полнейший бред, знаю. Но, кажется, нам обоим все равно, о чем говорить. Лишь бы только слышать голос друг друга и медленно покачиваться, обнявшись.
— Демид…
— Ммм… Скажи еще раз.
— Демид, — шепчу послушно.
— Ммм… И еще!
— Демид! — на этот раз тихонько смеюсь.
— Так что там?
— Только давай не будем с этим торопиться.
— Почему? — он напрягается в моих объятьях мгновенно, и, клянусь, у меня руки чешутся — так хочется отвесить себе оплеуху за то, что до такого его довела.
— Потому что мама выходит замуж. Помнишь? Не хочу своим торжеством отвлекать внимание от её. Она заслуживает этого праздника.
