— Нам все равно, — шепчет она, облизав губы. А я отмечаю и это «нам» вместо «мне», и слезы, вновь набежавшие на ее глаза.
— Лично я хочу девочку, — говорю, чтобы отвлечь ее.
— Правда?
— Угу. Будет такая же умная, как ты. И красивая.
— Мне нравится, как у нашего папочки расставлены приоритеты! — смеется… Галина Павловна. Я только сейчас, наконец, рассмотрел инициалы Марьяниного гинеколога на бейдже. В ответ Марьяна слабо улыбается и сжимает мои пальцы сильней.
— Так-так… Ну, все отлично, мамочка. Как и говорила… малыш в порядке. Вот. Послушайте сердечко.
Тук-тук-тук…
— Почему так часто?
— Выдыхайте, папочка, это норма. Вот он — наш красавец…
— Красавица, — поправляю я, впиваясь взглядом в экран компьютера. — Она совсем как человечек.
— Господи, Балашов… А кого ты думал увидеть? — смеется сквозь льющиеся по лицу слезы Марьяна.
— Ну, не знаю… Головастика? А тут ручки, ножки… И… нос. По-моему, мой.
Малыш так отчетливо виден, что я действительно могу рассмотреть даже такие детали. Но Марьяна лишь недоверчиво фыркает. И опять ревет.
— Ну-ну, мамочка… Успокаивайтесь. Ребенку ваш стресс ни к чему.
— Да, конечно… Вы правы. Извините…
Марьяна закусывает губу и остаток осмотра ведет себя молодцом. А еще через четверть часа нас переводят в палату.
Возвращаюсь в реальность. Моргаю. И перевожу взгляд на Полинку. Последняя моя мысль перед тем, как уснуть, о том, что я оказался прав насчет ее носа. Ну, ведь мой же… И вся она — моя.
Утром просыпаюсь один. Все случившееся накануне настолько невероятно, что я поднимаюсь с кровати в абсолютной уверенности — мне это просто приснилось. А потом в комнату заходит Марьяна с подносом наперевес, и моя новая удивительная реальность обрушивается мне прямо на голову. Замираю посреди комнаты с открытым ртом.
— Уже проснулся? А я тут… эээ… думала принести тебе завтрак в постель.
— Неси! Я по такому случаю не против в нее вернуться.
Улыбаюсь, хотя мне совсем не смешно. Меня подрывает происходящее. А Марьяна… она справляется лучше меня, да. Улыбается и решительно идет ко мне, чуть покачивая бедрами. На ней моя борцовка на голое тело, и больше ничего. Сажусь на кровать, наблюдая за тем, как осторожно она опускает поднос на тумбочку, и, будто под гипнозом, обхватываю ее бедра горячими ладонями.
— Тебе не холодно? — хриплю, неторопливо поглаживая пальцами кожу, покрытую тысячами мурашек.
— Нет. Ничуть.
Марьяна медленно оборачивается, а я как дурак цепляюсь пальцами за край ее футболки и почему-то боюсь поднять взгляд выше.
— Расскажи, что у тебя случилось? Вчера…
Может быть, если я проясню для себя этот вопрос — станет легче? Я перестану ждать подвоха и хоть немного расслаблюсь, убедившись, что худшее позади?
— Я испытала самый лучший, самый фееричный оргазм в своей жизни?
— Вообще меня интересовало, что с тобой случилось до этого… Хотя про оргазм мне тоже понравилось. Спасибо.
— Обращайтесь.
— Марьяш… — легонько щиплю ее за ягодицу, давая понять, что мне не до шуток.
— Ладно… Ты ешь, а я расскажу…
— А Полинка?
— Полинку забрали мама с Вороновым. На целый день.
Вот так сюрприз!
— Иди ко мне, — тяну ее за руку и устраиваю у себя на коленях. Марьяна прячет лицо у меня на шее, трется носом о мою наверняка колючую щетину и тяжело вздыхает. А я ее не тороплю. Я сколько угодно готов ждать, если ей это нужно, чтобы собраться с силами.
— Помнишь того водителя скорой, с которым я приехала к тебе на вызов?
Нет. Не помню. Я вообще его ни разу не видел. Мои проблемы решали специально нанятые для этого люди. Удивленная случившейся заминкой, Марьяна поднимает лицо и запросто, в один миг считывает все мои мысли.
— Ну, да… Ты же его и не видел, наверное…
— Это имеет значение? Мы же… вроде бы как все выяснили? Ты меня простила? Или… я поспешил с выводами?
— Нет. Конечно, нет… Я простила. Просто… ладно, это неважно, ты ведь о другом спрашивал.
— Не факт. Если это как-то связано.
— Связано… — Марьяна вздыхает и несколько раз прикусывает губу. — Я вчера видела его.
— Водителя скорой? Он тебя как-то обидел или…
— Нет. Все гораздо хуже. К нам в гинекологию поступила девушка, после изнасилования. Меня вызвали на консультацию. Это обычная практика. Угадай, чья она дочь?
— Этого водителя?
— Угу. Знаешь… он ведь тоже меня узнал. Я видела вину в его глазах. Думаю, он прекрасно понял, за что ему это несчастье.
Голос Марьяны скатился в шепот. Я отстранился, заправил упавшую на лицо белокурую прядь за ухо.
— Почему ты так думаешь? — мой голос осип.
— Карма — такая карма, Демид… А я… я ведь ему плохого желала. Я не святая, да! Ты как никто другой знаешь, как долго я не находила в себе прощения. Но, клянусь, я и мысли не допускала, чтобы это вернулось к нему… так. Это несправедливо. Дети не должны расплачиваться за грехи родителей.
— Маленькая… Сколько же ты пережила. Как только опять от меня не сбежала? — зарываюсь пятерней в волосы и касаюсь лбом ее горячего лба.
— Я хотела. Не буду скрывать. Я словно опять пережила весь тот ужас…
Что тут сказать? Я понятия не имею. Осознание того, что я с ней сделал, теперь до конца со мной. Мне не скрыться от этого. И не забыть того, что было.
— Так почему же не убежала?
— А разве от себя убежишь? Нет… Я пробовала. Бежала от себя столько лет. Своими руками тебя толкала к другим, а потом…
— Что? — не дышу… не дышу даже.
— А потом с ума сходила. И ведь даже сама себе в том не признавалась. Держалась за свои обиды и страхи, а зачем? Для чего? Чтобы кто-то другой, мне посторонний, не подумал чего плохого? Кто сказал, что нельзя полюбить мужчину, даже если наше общее прошлое…
