Впрочем, это не имеет значения. Дон Норозини вынул из шкатулки черный короткий волос и положил его на каменную столешницу, отзывающуюся на любое, самое мимолетное касание. Вот она, чистая и первозданная власть. Она лежит перед ним и зовет к себе. Надо лишь протянуть руку и взять ее.
Анзиано накрыл ладонью волос. Suae quisque fortunae faber* — прошептали его губы.
*(каждый кузнец своей судьбы. Прим. Авт.)
* * *
Подняв голову к безмятежно-голубому небу, он не попросил у воздушного океана милости, ибо стихия безучастна к страданиям смертных. Он искал способ спасения, столь желанный в роковой миг.
Эспаонский солдат толкнул его в спину, наплевав на благородное происхождение и связанные руки коммондера. Двуголка упала и тут же была присвоена мерзко ухмыляющимся доном.
— Ах ты, гнида! — Крикнул Рубен и бросился на помощь, за что тут же поплатился.
Его сбили с ног, и бесцеремонно потащили по камням, сопроводив ударами под ребра рукоятями пистолетов.
— Бриатские собаки! Мы научим вас хорошим манерам, — произнес на футровском эспаонский командир, обезобразив ужасным акцентом изящный язык.
— Смотри и не смей отворачиваться! — Добавил он, подозвав к себе солдата с плетью. — Иначе я прикажу выпороть тебя, как слугу!
Джонатан поднял голову на длинную виселицу, где на ветру качались четверка пустых петель, под которыми уже были расставлены пустые бочонки. Остальной команде, закованной в кандалы, лишь оставалось в молчании наблюдать за процессом казни.
Рубен все еще порывался что-то сказать, и ему затолкали кляп. Один за другим, на помост поднялись обреченные офицеры Политимии, которую не было видно со двора форта, и, подталкиваемые солдатами в кирасах, взгромоздились на неверную опору. От вида сломленных собратьев, душа разрывалась на части и наполнялась тоскливой горечью.
«Служить рядом с вами было для меня честью» — По губам Семюэля прочитал коммондер.
— Мы выжжем вашу ересь! — Торжественно провозгласил дон, немедленно отдав распоряжение.
Бочонки со стуком попадали на доски помоста, и с резким хрустом выпрямились веревки.
— Смотри, — наслаждаясь превосходством, торжествовал эспаонец.
Когда у него не осталось сомнений в безжизненности висящих тел, то он указал на Джонатана.
— Теперь его очередь.
Коммондера подхватили под руки и заставили пройти последние шаги по бренной земле. Грубая петля затянулась на горле, а ноги почувствовали, как качается бочонок, едва удерживающий человеческий вес.
Эспаонец медлил, желая, по-видимому, найти в глазах коммондера страх или отчаяние.
— Ты думал, меня можно одурачить?
Он повернулся к строю и жестом вызвал к себе двух солдат.
На брусчатку втолкнули Кэтрин. Растрепанные волосы, покрывающие ее плечи, развевались под порывами ветра. Сердце коммандера якорем упало в желудок.
— Мы поймали ее еще вчера.
Гирпер взглянул в ее глаза и непроизвольно дернулся.
— О! Не так просто с ней попрощаться? Тогда имей в виду. Очень скоро сеньорита познакомится с моим гарнизоном, а затем с инквизитором. Могу поклясться, в твоих мертвых глазах отразится ее костер! Всем матросам поставят клеймо перед продажей в Южный Полумесяц, где их ждет рабство до конца жизни! Повесить эту собаку!
И прежде, чем бочонок вышибли, эспаонец вцепился в огненную гриву девушки, вынудив ее поднять испуганное лицо…
Джонатан тихо застонал во сне и перевернулся на спину.
Тяготы и лишения воинской службы могли вымотать кого угодно. Стоит ли упоминать, какова ноша флотского офицера, измученного постоянным преследованием и изведенного подозрениями? Как ему доверять команде, если среди них прячется шпион, способный отправить их на морское дно, виселицу или костер?
Лунный свет прорвался в щель между неплотно задернутыми шторами и скользнул по каюте, отражаясь от металлических предметов и просвечивая бумажные карты. На секунду задержавшись в окуляре секстанта, он перескочил на зеркало компаса, чья стрелка указывала на медленно приближающийся восток, указанный на кольце сторон света. Пробежав по лицу спящего, серебристый луч пересек пол, и втянулся обратно за шторы.
Коммондер проснулся, почувствовав изменившийся крен: ни один из бортов уже не принимал на себя ветровую нагрузку.
— Какого черта? — Спросил он сам у себя, услышав шаги матросов на верхней палубе.
Он поспешно сгреб со стола пистолет и, не забыв запереть каюту, выскочил наверх.
— Сэр, мы поменяли курс!
— Кто отдал приказ?! — Осведомился ничего не понимающий коммондер.
— Вы, сэр! — С недоумением во взгляде ответил Семюэль.
— Поставьте прежний! Живо! — Приказал Джонатан, и осмотрелся по сторонам.
Конечно, вахтенные матросы тут же бросились к парусам.
— Не понимаю, сэр, что за маневр?
— Объясню позже. Мистер Бриджлайк, когда я отдал вам прежний приказ?
— Склянку назад. Шла смена вахты.
— Отнеситесь к моему вопросу предельно серьезно, — без тени шутки на лице начал Джонатан. — Скажите, я помню, вы называли кличку своей собаки. Повторите ее сейчас мне на ухо.
С секунду помолчав и не двигаясь, удивленный Семюэль наклонился вперед и произнес:
— Молли.
— Превосходно, — с облегчением кивнул ему коммондер.
Удостоверившись, что их никто не может подслушать, он вернул былую строгость:
— Теперь слушайте. Для меня ее кличка… «Эспашка». Никому и никогда более не говорите, что ее зовут именно так. Пусть остается Молли. При каждом разговоре со мной я буду спрашивать ее имя. Понимаете, мистер Бриджлайк?
— Не совсем, сэр, но я уловил суть.
— Так как ее зовут?
— Эспашка, — с тревогой во взгляде ответил Семюэль.
— Нет-нет, со мной все в порядке. Я не ударился головой о шпангоут и абсолютно трезв. Вот что: тогда и вы, прежде чем менять курс или выполнять любую мою прихоть, задайте мне вопрос — второе имя моего отца.
— Не помню, сэр, кажется, Эдуард?
— Совершенно верно! Но для вас он отныне Джон. Понимаете?
Сослуживец кивнул. Смысл задуманного постепенно становился ясен.
— Никаких приказов без моего ведома не принимать и не отдавать. Если надо, то будите меня.
— Да, сэр.
Гирпер обратил взгляд к звездам.
— Мы были на волоске от гибели, — негромко произнес он.
— Что происходит, сэр?
— Я не могу ответить сейчас, мистер Бриджлайк. Если точнее: то до возвращения домой.