— По праву оскорбленного, желающего восстановить свою честь.
— Кто и чем вас оскорбил? — Теряя прежний напор, уточнил Паоло.
— Несколько Донов, среди которых ваш синьор, вменяют мне в вину желание объединить Илинию в одно целое, и изгнать оккупантов Родины. За это стремление мне приказали сложить оружие, лишив возможности отстаивать свою честь, и покорно явиться к ним, будто побитый пес. Это задевает меня как илинийца, любящего свою страну и семью, и как мужчину, берегущего свою честь. Я ответил на ваш вопрос, синьор Анвалли?
— Вне всякого сомнения.
Впрочем, он не торопился уходить, чувствуя, что это было бы нарушением долга.
Чувствуя переломный момент, Анзиано обратился к нему вновь.
— Заслышав о моем походе, трусливые захватчики все бросили и ушли на юг, а мои недруги заперлись в Рома. У меня нет желания проливать кровь своих соотечественников. Только виновные, оправдывающие присутствие эспаонских донов должны понести заслуженное наказание. Всякий, кто защищает их, является моим врагом, но я скажу вам так. Присоединитесь ко мне, и вы получите награду за службу, и землю в дар. Там, откуда я пришел, ее достаточно.
Сказав так, он повернул в сторону, и пара всадников сопроводили его, держа оружие наготове.
Паоло, оставшись лицо к лицу со строем солдат Миллениум, не пожелал умирать столь бесславно.
— Что, если вы говорите неправду? Как я могу знать наверняка?
— В любой момент вы можете оставить службу, если сочтете ее ниже вашей чести. Помните. Я прощаю тех, кто выступил против меня открыто, но никогда не прощу предательства.
Взвесивший все за и против, Паоло обернулся к своим собратьям по оружию.
— Дон Норозини всегда держал слово, — заметил один из них.
— Мы присоединимся к твоему походу, Дон Норозини, — освобождая проезд, заявил Анвалли.
Анзиано отдал команду, и колонна пришла в движение, вторгнувшись во владения Темпоре. Шаг за шагом, вдаль уходили шеренги солдат, когда-то слышавшие то, что сейчас узнал Паоло. Они неоднократно убеждались в правоте Дона Норозини, добивавшегося побед в самых сложных обстановках, и, не смотря ни на что, сохранившего жизнь как себе, так и тем, кто сейчас являлся ветераном былых сражений. Никто из них не ушел обиженным: щедрая рука Анзиано не знала усталости.
В этот момент он казался всадником судьбы, мистическим лидером, ведущим за собой одно поколение за другим. Выдающимся военачальником из первых рядов, в равной степени ценящим жизни и последователей, и противников. Справедливым руководителем, воздающим должное подчиненным, несущим его знамя.
Иным словом, все, кто выбрал его сторону, были преисполнены гордости, и движимые благородной целью, обрели твердую решительность и неповторимую храбрость.
* * *
С робким намерением, будто опасаясь разбудить скрипом петель, просыпающиеся чувства плавно приоткрыли дверь восприятия. Осязая давление, оказываемое на тело собственным весом, и прохладу, щекочущую голые пятки, Маргарита поняла, что находится на свежем воздухе, завернутая в простыню и уложенная на носилки. Двое усталых мужчин несли ее в неизвестном направлении. Кто-то уложил на ее груди траурный венок, не перебивающий, но значительно мешающий распознать запахи.
Попробовав задержать дыхание, и с отстраненным удивлением, вызванным успешной попыткой, она смогла замереть, не испытывая желания сделать вдох, если не совершала никаких действий. Боль и страх ушли, оставив ее наедине с эмоциональной пустотой и утонченными чувствами, без слов рассказывающими обо всем происходящем вокруг нее. Девушка улавливала приятный аромат Лидии, недавно срезавшей розы в саду и ровный стук ее сильного молодого сердца, разгонявшего по жилам теплую кровь.
Мужчины, держащие носилки, остановились, и развернули их со стороны ног.
— И-раз!
Ее тело соскользнуло, испытав на себе мгновение полета в пустоту неизвестности, и удар обо что-то мягкое.
— Сегодня уже поздно. Закопаем завтра с утра. Идет?
Марко утер рукавом пот со лба.
— Да, сегодня был тяжелый день… — протянул напарник, и отвинтил крышку фляги.
— Давай помянем их всех.
— И чтобы мы не скоро к ним присоединились, — подхватил бывший конюх.
Послышалось бульканье, шумный глоток и выдох облегчения.
— Верно. Держи.
Марко не отказал себе в удовольствии.
— Ладно, хотя бы присыплю.
Он взялся за лопату, набрасывая землю поверх ее тела.
— Вот так. Все… Лидия, ты чего?
Даже сквозь рыхлый слой земли Маргарита опознала запах слез и шорох одежды, когда отец обнял дочь.
— Я не могу больше… Когда это закончится?! — Срываясь в истерику, закричала она.
— Тише. Если нас услышат, будет только хуже. Я уже пытался договориться.
— Все из-за той гадины! — Прошипела до сих пор не раскаявшаяся Лидия.
— Не кричи… Меня убивает эта сырость, — процедил он, сплюнув. — Идем.
И до нее еще долго доносились рыдания, изредка прерываемые кашлем Марко.
Вывернувшись из простыни и привстав на четвереньки, Маргарита наполнила легкие влажным воздухом. Над кладбищем стояла та же мерцающая темнота, что и всегда в этот час в этом месте. Тем не менее, для нее она была прозрачна как родниковая вода, на палец покрывающая гальку, а прямо над ней, в дымке угадывалось Двулуние, сияющее тем особенным взглядом, что напоминал ей о прошлом.
Вернувшись в этот мир, девушка осмотрелась и вздрогнула. Сейчас она стояла в яме, чье дно не было видно под бледными телами мертвецов. Не все из них оказались покрыты тканью или присыпаны, и Маргарита заметила знакомое лицо, принадлежащее одной из прислужниц. Потом еще одно. То был юноша, присутствовавший при показательной казни.
— Ты ответишь за все… — произнесла она, нисколько не боясь быть услышанной.
Пройдя через унижение, боль и смерть, ее уже ничего не могло испугать ни в подлунном, ни в ином мире.
В прыжке набросившись на край ямы, она зацепилась за траву и вытянула себя наверх. Не тратя время впустую, Маргарита горстями набросала землю, восстановив видимость нетронутой могилы, и отправилась на поиски места, указанного Агатой.
Вот когда ей пригодились шпацир, так часто проходящие через это кладбище. Найдя участок, на котором находились относительно недавние захоронения, девушка принялась читать подсвеченные Лунами символы. Поиски длились недолго. Замерев над надгробием, она какое-то время колебалась, однако решилась осмотреть плиты черного гранита и почти сразу наткнулась на рычаг. Потянув его на себя, она приподняла камень как крышку шкатулки.
С первого взгляда стало понятно — здесь было слишком много вещей, никак не относящихся к побегу. Разбросанные письма, адресованные Джессии, без всякого сомнения, написанные мужской рукой. Под ними обнаружилась маскарадная веццианская маска с помятыми перьями и свернутый батистовый носовой платок, в котором на ощупь угадывались обручальные кольца. Там же поблескивал округлый силуэт медальона, в котором обычно писали миниатюры ребенка или детей. Все это лежало поверх большого узла белого шелка, скрывая его под собой.
